В хижинах не нашли никаких улик, свидетельствующих о каннибализме – только кости свиней; наверное, они ловили их, как и мы. Сейчас, когда я вспоминаю те события, мне сложно представить, как я мог прийти к такому невероятному выводу – однако в то время мое сознание было к этому готово. И Лорен подумала то же, что и я. Мы просто были напуганы.
Я добрался до Коламбус-серкл и стал смотреть, как снуют рычащие легковые машины и грузовики. Впереди, словно зеленый каньон среди небоскребов, виднелись деревья Центрального парка, а в центре площади возвышался монумент, окруженный работающими фонтанами. Люди сидели на скамейках, наслаждаясь солнцем.
Жизнь продолжалась.
В ожидании зеленого сигнала светофора я посмотрел направо, на серую стену Музея искусства и дизайна. По закругленному фасаду кто-то нанес сообщение из баллончика с краской – огромными, петляющими буквами, которые тянулись от десятого этажа почти до самой земли.
«Иногда что-то рушится, чтобы на его месте могло появиться нечто лучшее». И подпись – «Мэрилин Монро».
Я указал на надпись.
– Видишь, Антония? Верно же, да?
Из плохого выходило что-то хорошее. В международные законы внесли радикальные изменения, позволяющие службам правопорядка преследовать преступников, где бы те ни находились. Много говорили о том, что нужно привести к единому стандарту законодательство разных стран, чтобы преступные действия в одной стране считались преступными и в других. Кибершпионаж попал под запрет и приравнивался к вторжению на территорию суверенного государства.
По крайней мере, так писали в газетах. Доказательств тому мы не видели.
И, что еще более важно, поговаривали о том, чтобы повысить требования к компаниям – производителям компьютерных программ. Чтобы они не могли уйти от ответственности, если их программа «упала» и тем самым нанесла ущерб, если она угрожала безопасности компьютера.
Конечно, все расходы лягут на плечи обычных людей, однако лучше платить деньгами, чем жизнями.
Законы об охране частной жизни ужесточались. По мере того, как мы все больше переходили в киберпространство, стало ясно, что личная информация нуждается в защите со стороны закона; право на неприкосновенность частной жизни действительно одна из свобод, хотя люди осознали это только после такого ужасного события.
Граница между киберпространством и реальным миром исчезала. Киберхулиганство становилось просто хулиганством, а кибервойна – просто войной, и эпоха виртуального мира по-настоящему началась тогда, когда мы стали убирать приставку «кибер».
Мир изменился, и я тоже – и в главном, и в мелочах.