После быстрого осмотра Пэм объявила, что, по ее мнению, у Люка нет симптомов птичьего гриппа и что жар спадает. Температура у него по-прежнему была высокая, но терпимая, и Пэм пообещала, что еще к нему заглянет.
По словам Пэм, она всю ночь провела в банке крови Красного Креста. Его превратили в клинику «Скорой помощи», и врачи-добровольцы появились там почти одновременно с людьми, утверждавшими, что у них птичий грипп.
Один из врачей раньше занимался в Центре контроля заболеваний исследованиями птичьего гриппа. Пэм с ним долго разговаривала, и, по его словам, сообщения по телевизору – полный бред: данные об инкубационном периоде, способе передачи и симптомах не соответствовали его данным.
Похоже, тревога действительно была ложная – или сфабрикованная.
Про встречу с чужаком быстро забыли, и Чак заставил откупорить бутылку шампанского и сделать каждому по «мимозе». «Это же Рождество! – воскликнул он. – Притом белое», – добавил он, глядя на метель за окном.
Мы через силу рассмеялись.
Все утро мы провели в теплой и безопасной комнате, распаковывая снаряжение Чака, словно в турпоходе, – и чувство опасности исчезло. У моего малыша был сильный жар, но меня почти переполняла радость оттого, что он заболел обычным гриппом или простудой.
Фоном работало радио. Диктор перечислял закрытые трассы – I-95, I-89, платная автодорога в Нью-Джерси, и сообщал об отключении электричества в домах – на северо-востоке страны их число предположительно превысило десять миллионов. Метро не работало. По слухам, перебои с электричеством вызвал сбой в сети – такой же, что и несколько лет назад, только серьезнее, из-за бурана.
Голос радиоведущего – единственная ниточка, связывающая нас с внешним миром – позволил нам чувствовать себя как обычно. Обычный день, в ходе которого жители Нью-Йорка начнут восстанавливать свой город после очередной катастрофы. Сообщения о птичьем гриппе совпадали с нашими ощущениями – Центр контроля заболеваний не подтверждает случаев заболевания, и источник предупреждений не был выявлен.
Алкоголь меня взбодрил, и я пошел проведать Бородиных, вспомнив, что дочь Ирины, которая жила в соседнем здании, вместе с семьей уехала на праздники. По радио нас просили проверить, как дела у пожилых соседей, но мне почему-то казалось, что у Бородиных все в порядке.
Правда, я все равно к ним пошел.
Я постучал в дверь. «Входите, входите», – отозвалась Ирина, и я вошел. Все как обычно: Ирина сидела в кресле-качалке и вязала, а Александр спал на кресле перед телевизором вместе с Горби. Единственное отличие заключалось в том, что все были укутаны в одеяла.