– На улице пять футов снега. В воде у нас недостатка не будет.
– В Арктике исследователи страдали от жажды не меньше, чем в Сахаре, – ответил Чак. – Чтобы растопить снег, нужна энергия. Если ты ешь снег, то понижаешь температуру тела; от этого могут начаться судороги, которые сами по себе опасны для жизни. Наш враг – не только холод, но еще и диарея и обезвоживание.
Даже если забыть про обезвоживание, как мы будем поддерживать чистоту и гигиену?
Я по-прежнему чувствовал себя виноватым за то, что Чак остался с нами.
– Думаешь, нам нужно уйти? Отвести всех в пункт эвакуации?
Дом практически опустел, однако на нашем этаже остались почти все, не считая беженцев, – и лишь потому, что у нас был генератор и отопление. Возможно, мы совершили ужасную ошибку.
Долго кормить почти тридцать человек мы не сможем. Меня вдруг поразило, что я называю людей, которые перебрались на наш этаж, «беженцами».
– Люк слишком слаб, чтобы куда-то идти, а Эллароза слишком мала, она не выдержит. Я думаю, что центры эвакуации чудовищно перегружены. А если мы уйдем, то потеряем все, что у нас есть.
Мы пошли дальше. Я слушал ритм наших шагов. За последние два дня я ходил по этой лестнице раз двадцать. Так вот что сподвигло меня заняться физкультурой. Несмотря на тяжесть ситуации, эта мысль заставила меня улыбнуться.
Шестой этаж. Прежде чем открыть дверь, Чак повернулся ко мне.
– Мы застряли, Майк, так что должны наладить жизнь здесь – что бы ни случилось. Ты со мной?
Я сделал глубокий вдох и кивнул.
– С тобой.
Не успел Чак взяться за ручку, как распахнувшаяся дверь едва не сбросила его с лестницы.
В дверном проеме возникла голова Тони.
– Черт побери! – выругался Чак. – А поосторожнее нельзя?!
– Пресвитерианская больница, – выдавил Тони, задыхаясь. – Они выступили с обращением по радио, им нужны добровольцы.
Мы непонимающе посмотрели на него.
– В больнице по соседству умирают люди.
– Продолжайте вентиляцию.
На больничной лестнице был настоящий кошмар: брошенные носилки с неподвижными телами в дверных проемах, качающийся лес из металлических стоек с прикрепленными к ним пакетами с кровью, островки света от аварийных ламп… Люди кричали, толкались; сверкали ручные и налобные фонари.
Обнимая младенца, медсестра мчалась вниз по лестнице. Я отчаянно пытался не отставать, осторожно держа синюю пластиковую «грушу» над ртом и носом младенца, которую сжимал каждые пять секунд, доставляя порцию свежего воздуха. Ребенок был из неонатального отделения; он родился вчера вечером, на пять недель раньше срока.
Где отец? Что с матерью?