Мы добрались до первого этажа и бросились к главному входу.
– Куда вы его несете? – спросил я.
Она смотрела только вперед.
– Не знаю. Говорят, на Мэдисон-сквер-гарден есть медики.
В дверях нам преградила путь каталка, которую два сотрудника пытались вытолкать на улицу. На ней лежал старик, обхвативший себя одной рукой. Он посмотрел на меня и попытался что-то сказать.
Я подумал о том, что ему нужно.
– Давайте сюда.
Полицейский протянул руку, чтобы забрать у меня дыхательный аппарат. Слава богу, что Пресвитерианская больница находилась рядом с Шестой авеню – одной из немногих крупных улиц, которые еще расчищали. Я вышел наружу и увидел за огромным сугробом несколько полицейских машин, «Скорых» и частных автомобилей.
Медсестра и полицейский пошли дальше; я остановился, и мимо меня хлынул поток людей. Я заметил, что на медсестре только рубашка с коротким рукавом, и бросился вслед за ними; на ходу снял пуховик, набросил ей на плечи и побежал обратно в холл, дрожа от холода.
Когда я смотрел на того младенца, то мог думать только о Лорен, словно младенец на руках у медсестры – мой нерожденный малыш. У меня перехватило дыхание, и я едва не расплакался.
– Ты в порядке, приятель?
Еще один полицейский. Я сделал глубокий вдох и кивнул.
– Кто-то должен доставить пациентов на Пенсильванский вокзал. Сможешь?
Я сомневался, но все равно кивнул.
– У тебя куртка есть?
– Отдал медсестре, – я махнул в сторону двери.
Полицейский показал на контейнер у выхода.
– Возьми что-нибудь из потерянных вещей и двигай на улицу. Там скажут, что делать.
Несколько минут спустя я уже вез каталку по Шестой авеню, одетый в выцветшее вишневое пальто с грязными оборчатыми манжетами. На руках были серые шерстяные митенки – плотные перчатки, полученные от Чака, остались в карманах пуховика, который я отдал медсестре.
Я уже пожалел, что так сделал.
Пальто было тесным, рассчитанным на женскую фигуру; мне пришлось приложить усилия, чтобы застегнуть молнию до конца. Я чувствовал себя розовой сосиской.
Если в больнице царило безумие, то снаружи – сверхъестественное спокойствие. Почти непроглядная тьма и полная тишина. Улицу освещали только фары редких автомобилей, которые везли больных. Мимо проехала машина «Скорой помощи», ненадолго осветила призрачную процессию впереди меня, технику и людей, ковыляющих по снегу.
Сначала холод был терпимый, но когда мы прошли два квартала и оказались на углу Двадцать пятой улицы, мороз начал покусывать. Преодолевая встречный ветер, я растирал щеки колючими митенками. Стащив одну из них, я потрогал щеку и почувствовал под рукой какой-то комок.