Тяжела ли шапка Мономаха? (Андрромаха) - страница 4


- Кудябликов* на ужин настреляй! – я с трудом сдерживаю ярость.


Он снова садится. Смотрит щенячьими глазами. Мне становится его жалко. Я выдерживаю минутную паузу перед тем, как начать его жалеть. И тут звонит телефон.


«Черт, как не вовремя!» - вздрагиваю я.


Пашка снимает трубку:


- Да, Лень. Нормально…. Пиццу? – он косится на сковородки и кастрюли на плите. – Да нет, она здесь кулинарит…. Да, вроде, не сердится, - потом меряет меня взглядом с головы до ног и отвечает игриво: - А знаешь, НЕ ДАЛА!


Потом протягивает мне телефон.


- Привет! – говорю Леньке в трубку.


- Ругаетесь?


- Нет.


- Воспитываешь?


- Немножко.


- Не кричи на него особо.


- Не буду. Только сковородкой дам по морде хорошенько….


- Ладно, я телефон отключу, пока играем. Миритесь там, давайте!


Я усмехаюсь. Пашка, наконец, открыл белую пластиковую бутылку и, закинув голову, жадно пьет диковинный кисломолочный напиток. Потом вытирает губы:


- Ну, что там?


- Велел мириться, - улыбаюсь я.


Он подтягивает меня к себе и обнимает за талию:


- Пойдем?...


«Пашка-Пашка, ты же ведь боишься, что - не получится? У тебя после пьянки не выходит, и ты без Леньки ко мне теперь два дня не сунешься!» Вслух, конечно, таких вещей не озвучивают. Я шлепаю по его шаловливым рукам и говорю:


- Обойдешься! Не заслужил!


Пашка тайком от самого себя облегченно вздыхает. Что бы ты без нас делал, Павел Алексеевич!?


Пашка на восемь лет старше меня и на три года – Леньки. Наша с ним история началась пять лет назад. Это был обычный адюльтер (да, я тоже – не святая). И мы не вышли бы из этого нехитрого сценария, если бы со мной не случилась беда. Меня доставили в Первую Градскую с диагнозом «прободение язвы желудка». И две недели справочная реанимации выдавала информацию испуганным родным: «Морозова Мария - состояние средней тяжести». Когда меня перевели в палату, ко мне начали пускать посетителей. Родители ездили по очереди, Ленька – каждый день. Пашка тоже почти ежедневно. На охране называл мою фамилию и представлялся: «муж». Охранники просекли, что у Морозовой из восьмой палаты – два посетителя-мужа, и как-то раз втроем приперлись к палате посмотреть на меня. Иссине-бледная, вымученная, пришпиленная к капельнице, я не произвела, видимо, на них никакого впечатления. Три парня с короткими стрижками и в одинаковых форменных куртках заглянули поочередно в дверь палаты и, как мне показалось, очень одинаково хмыкнули.


Выписывалась я хорошим июньским днем. Забирать меня Ленька приехал с Пашей. Неверной походкой я вышла в аккуратный больничный дворик, вдохнула запах клумб, посмотрела на клубочки тополиного пуха, согнанного ветром к моим ногам, и заплакала. Я ведь думала, что ничего этого в моей жизни никогда уже не будет. Пашка наклонился и поцеловал меня взасос.