Но это все исключения из правил. Чаще по-другому: только освободится ларв да малость окрепнет, тут же и пойдет людскую кровь проливать, и остановиться не может. Тем себя и выдает.
"А не страшно тебе, когда их, ларвов-то, видишь?" Вопрос из прошлого. Лет пятнадцать назад или больше задал его Ярле Риттон Нир, отцов товарищ, в фейренском доме Ольмара гостивший. Надежный человек - других видуны в свою тайну не посвящают. Но стало вот любопытно ему... Со слов Ольмара знал, каковы все эти "помутнения" да темные "облака", за людьми волочащиеся. Но самого-то Ольмара, конечно, не спрашивал, страшно ему или нет. Мужчинам бояться, а тем более сознаваться в своем страхе не пристало. Но Ярла-то девчонка, ребенок, а детям во сне присниться неведомое что, уже испугались да заплакали.
Ну и разъяснила Ярла отцову другу, что да как. Это для него, Риттона, ларвы - неведомое. А для видунов - с детства привычное. С младенчества. Сколько себя помнят, столько и видят ее, темную людскую суть. Привыкают значение ее понимать. Но понимание это не страхом, не отвращением вызвано. Младенцы страшное да неприятное вообще по-своему как-то истолковывают. В самом раннем детстве кто червяков да жуков без страха и отвращения в руки не брал? Ну а как повзрослеешь, все эти насекомые создания противными казаться начинают. Так и тут: взрослеешь, понимаешь с годами, что в ларвах, силы понабравшихся, но связанных еще с хозяином, приятного мало. А уж в свободных тем более. Но не настолько все это страшно, чтобы в истерику впадать. Потому что привычно. Потому что - жизнь каждодневная. Ну, свободные-то ларвы, может, не совсем каждодневная, но и в них необычного нет ничего. Опасное, смертельно опасное даже - есть, а необычного нет.
Больше не стал Риттон ни о чем спрашивать. Про то, например, как это - жить, людей, считай, насквозь видя, всю их потаенную сущность, все помыслы, в которых они, бывает, и самим себе признаться не хотят. Страшно? Или наоборот - удобно? Привычно...
Риттон не спросил, Ярла не рассказала. А могла бы порассказать еще, как отец ее с пеленок учил своего видуньего дара посторонним ни единым намеком не выдавать. Объяснял, что другие люди почти все ларвов не видят и не подозревают об их существовании.
- Так надо им всем растолковать, что к чему, - заявляла Ярла, - они тогда сразу и перестанут думать плохо и делать.
Ольмар только улыбался в бороду, но грустной улыбкой.
Потом-то Ярла больше стала понимать и про людей, и про жизнь. Не все - друзья и доброжелатели, как Нилана или Риттон. Далеко не все. Поэтому для большинства видуны - просто охотники, которые даром разглядеть ночную тварь, когда она для обычных людей невидима, владеют. Ну и еще драться умеют хорошо и кое-какую магию знают особую. Эту тайну, тайну ремесла, уважают, как тайну фарфоровых дел мастеров да стекольщиков, изысканные вещицы выделывающих, или аптекарей, что чудодейственные пилюли от всех болезней готовят и омолаживающие притирания для богатых дам. Но о другой тайне, помимо этой, профессиональной, ни слова никому кроме тех, в ком как в себе уверен. О сам