Лорк встал было со стула, но тут же снова сел, сгорбился и сложил руки на коленях. Но головы не опустил. Нет, неправильно было бы представлять его совсем убитым горем, тщетно старающимся собрать обломки идеалов. Что-то уже заранее подготовило его к этому крушению, смягчило удар. Ну да, разговоры с Талвеоном... А может, и что-то до того. На его лице отражалась напряженная, сосредоточенная работа мысли. И Ярла не мешала ходу его раздумий, не пыталась выпроводить за дверь. И вот - Лорк в который раз поднялся и решительным тоном заявил:
- Я с ним поговорю. Я постараюсь, чтобы он все понял, попробую убедить...
Ярла готова была схватиться за голову. Нет, напрасно она посчитала, что он думает. Если такое выдал, значит, вообще думать не умеет, непонятно что у него там, в голове, вместо мозгов.
Непонятно что... Или наоборот - слишком понятно? От ее видуньего взора не укрылось с особенной яркостью вспыхнувшее в Лорке пламя "светлоты", готовности пожертвовать собой. Без преувеличения можно сказать, что это основная черта его характера. И теперь она возобладала в нем как никогда.
Во что бы то ни стало надо его отговорить. Пусть чуть поменьше станет это пламя. Как и в Талвеоне, в Лорке нет склонности к ложному фанатичному геройству. Но истинное милосердие, которое есть у них обоих, еще чаще не доводит до хорошего того, чью душу переполняет. Фанатиком в конечном счете движет себялюбие, а где себялюбие, там остается место желанию выжить, сохранить свою жизнь. Настоящая доброта заставляет забыть о себе.
Как можно скептичнее Ярла осведомилась:
- В чем это ты собрался убеждать Воллета? Хочешь ошибочность некоторых положений двухбережной веры разъяснить тому, кто всю жизнь за нее горой стоял? К душе его воззвать, к разуму? Или не понял еще, что не в самих палачах дело, что команды руки-ноги еретикам выдергивать Воллет подает? Пойми ты, его разум побежден уже. Знаешь, сколько у него теней? И одна на свободе уже. Это значит - все, грань он перешагнул, и далеко перешагнул. Грань человеческого... С тобой он так долго возиться, как с Талвеоном, не станет. Потому что - ты уж не обижайся - но, думаю, у тебя такой силы, как у Талвеона, нет. И не такой ты известный отступник. В общем, не настолько интересно с тобой.
Закончив эту речь, Ярла даже дух перевела.
- Нет, ты не понимаешь, - запротестовал Лорк. - Разве не бывает, что люди к лучшему меняются? Разве такого ты никогда не видела?
В другой раз она признала бы это охотнее, но сейчас только из нежелания врать кивнула:
- Ну, может изредка быть, что видимая тень уменьшается, а то и вовсе исчезает, просто "помутнением" становится. Но для этого знаешь какие изменения в человеке нужны? Не на словах, на деле. Надо, чтобы мысли изменились, мысли и поступки. А это самое трудное и есть. Почти никто и никогда по-настоящему меняться не хочет. Тут ведь мало сказать: вот, я виноват, простите меня, грехи отпустите. Мало одного раскаяния, даже искреннего. Себя нужно исправлять и последствия дел своих, если успел уже не самых лучших дел натворить. А это все труд страшный... И потом - ну, предположим, что вот так вот взял и исправился твой Воллет. Но свободный-то зверь все равно никуда не денется.