Довольно быстро он убедился, что мимо него проходят, как мимо пустого места, если и бросят взгляд, то вполне равнодушный. Станционный жандарм в неизменной лакированной шляпе с пучком перьев им заинтересовался, но столь же мимолетно, подошел, постоял в отдалении, бдительно поводя усами, да так и убрался восвояси, следовательно, счел вполне благонадежным.
Самое грустное – он не знал в лицо загадочного Джузеппе из Милана. Полагаться на то, что итальянец будет выглядеть типично , то есть жгучим брюнетом с роскошными кудрями, провожающим всех встречных дам пылкими взглядами и напевающим под нос арии из Леонковалло, было бы непростительной ошибкой. Во-первых, и среди итальянцев не редкость синеглазые блондины (а лысых не меньше, чем в любой другой европейской державе), во-вторых, имя, коим была подписана телеграмма, еще ни о чем не говорит. Визитер мог оказаться таким же итальянцем, как Сабинин – болгарином…
И, наконец, подобный «типический» субъект, какого ему услужливо нарисовало расшалившееся воображение, в реальной жизни наверняка встречается крайне редко. Скорее уж его можно узреть на оперной сцене, так что постараемся избегать «типичностей»…
Он подобрался, уставившись на железную калиточку, в которую проходили предъявлявшие контролеру перронные билеты встречавшие. Ну так и есть – на перроне возник белобрысый господин, коему Сабинин для удобства дал прозвище Лошадиная Рожа.
Помахивая тросточкой, упомянутый субъект прошелся по перрону. Поезд, позвякивая сцепкой и фыркая паром, уже подползал к амбаркадеру, [27] двигаясь со скоростью непуганой черепахи. Сабинин представления не имел, который из вагонов будапештский, зато белобрысый, похоже, это прекрасно знал, он уверенно направился к конкретной цели…
Проводники бежали по приступочкам, распахивая двери смешных австрийских купе. Лошадиная Рожа стоял несколько в стороне, держа в левой руке свернутую заголовком наружу «Loewenburger Spiegel». Так-так, любопытно…
Вскоре к нему подошел господин в белом чесучовом костюме, в светлой шляпе набекрень. Они несколько напряженно обменялись скупыми фразами. «Ага, – отметил Сабинин. – А вы ведь друг с другом незнакомы, соколы мои, никогда прежде не виделись, иначе к чему пароль и газета?»
Он вынужден был признать, что в данном случае те самые «типические» представления никак не сработали, лишний раз подтверждая ту нехитрую истину, что реальная жизнь далека от сценических условностей. Джузеппе и в самом деле оказался жгучим брюнетом, и вдобавок с лихими гусарскими усиками, но прическа у него была короткая, чуть ли даже не консервативная, пылких взглядов он в сторону дам не бросал и ничуть не выглядел романтичным субъектом, способным петь на публике каватины или живописно драпироваться в черный плащ. Самый обыкновенный, ничем не примечательный господин, которого можно принять и за мадьяра, и за тирольца, и даже за курского молодого помещика…