– Эта безударная гласная проверяется словом «падать», – сказал я девочке, когда заметил, что она написала «падение» через «о».
Моя соседка исправила ошибку, поблагодарила меня и покраснела. А я впервые из последующих тысяч раз почувствовал теплое ощущение внутри от того, что кто-то из посторонних выразил мне благодарность. Потом с моей стороны последовала еще помощь, затем третья, четвертая и так далее. Мы начали общаться, шутить, я стал подсказывать этой девчушке при ответах. После школы мы мило махали друг другу ручками и расходились по домам. А вечером или в выходные мы звонили друг другу и болтали. Если бы у меня была мама, она бы непременно подумала, что у меня появилась «первая школьная любовь», но это было не так. Мои отношения с соседкой по парте не являлись ничем большим, нежели дружба.
С течением недель и месяцев наши разговоры становились все более откровенными, и в конечном итоге все свелось к сексу. Как и всегда в этой жизни.
– Слушай, я такое узнала вчера! – с вытаращенными глазами зашептала моя подружка однажды утром, подсаживаясь за мою парту. Потом она склонилась прямо к моему уху. – Я узнала, как делаются дети!
По моему лицу поползла улыбка. Такими знаниями меня было уже не удивить. Книжные черви, вроде меня, давно читали обо всем в энциклопедиях.
– Ну давай, удиви меня! – улыбаясь, ответил я.
– А что, ты знаешь, как это делается? Ты знаешь про… секс?
Когда я смотрю назад во времени, то не могу без улыбки вспоминать эти разговоры и серьезность их восприятия.
– Нет, – соврал я ради интереса, – расскажи.
– Давай я тебе лучше покажу. Пойдем после уроков ко мне домой, у меня родителей все равно нет дома.
Ах, как это звучало бы лет через десять!
Но еще не извращенный детский ум не воспринял слова о родителях, как предложение переспать. Подобная ассоциативность появляется намного позднее. После школы я впервые пошел к соседке по парте домой. Мы поднялись на седьмой этаж, в молчании скрывая предчувствие чего-то интересного.
Я разделся, разулся в коридоре, и моя подружка потащила меня в комнату с телевизором, потом вытащила из-за шкафа видеокассету и вставила ее в магнитофон. Мы сели на пол и начали смотреть. Разумеется, это было порно, причем достаточно жесткое и изобилующее крупными планами. Мы смотрели, не отрываясь: я впервые в жизни, моя соседка во второй. По истечении получаса тупого молчания со взглядами, устремленными в телевизор, девочка сказала, что так и делают детей.
То, что я видел на экране, повергло меня в шок. Читая об этом процессе в книгах, я относился к нему чисто технически, не думая, что это так необычно выглядит, что женские органы настолько красивые, а мужские такие огромные. Я посмотрел на свою подругу и представил, что у нее внизу живота есть или будет то же самое, и что через несколько лет она станет делать детей так же, как на экране. По телу пробежала дрожь. Внизу возникло сильное возбуждение, и я задумался, от чего это произошло: от действия в телевизоре или от последней мысли о соседке. Я снова перевел взгляд на нее и понял, что ничего возбуждающего в моей ровеснице нет. Потом посмотрел на телевизор и увидел женщину с раздвинутыми ногами. Возбуждение усилилось. В который раз я доказал себе, что меня интересуют только половозрелые самки.