– Жена твоя пришла, – шепнул он.
Хаиму хотелось провалиться сквозь землю. Мария продолжала стоять, не шевелясь, и управляющий поспешил к ней. Он церемонно поцеловал даме руку, усадил на свободное место неподалеку от эстрады и принес шампанского с фруктами… Воздух в зале гудел, слышались звон бокалов, хлопанье пробок, темпераментный Сенькин метался между столиками.
– Что будешь петь? – спросил Мефистофлюс.
– «Спустись на землю, ночь любви», – прохрипел Хаим.
Виртуоз усомнился:
– Таким голосом?
– Играй.
Хаим пел отрывок из дуэта Тристана и Изольды и, не отрываясь, смотрел на жену. Умница Мефистофлюс играл пианиссимо, а где-то подпускал фоном вокализ, изображая слабым дискантом меццо-сопрано.
Потом Хаим и Мария молча сидели за столиком. Женщина-вамп Стефания устроилась так, чтобы видеть жену певца в зеркале. А они смотрели друг на друга так, словно были одни.
– Мой бедный богач. – Мария накрыла ладонью его руку.
– Меня уволили из «Продовольствия», – пробормотал Хаим. – Давно.
– Я поняла, когда.
Они снова помолчали.
– Хаим, я тоже скрывала от тебя то… в чем сейчас признаюсь.
Пока Мария рассказывала ему о своем страхе перед Железнодорожником, лицо мужа медленно наливалось кровью.
– Дай мне слово, что не будешь его искать, – заторопилась она в конце исповеди, – иначе я не смогу спокойно жить.
– Ладно, – помешкав, произнес он угрюмо. – А ты постарайся не вспоминать этого Железнодорожника.
Мария вздохнула, впервые свободно после многих дней подавленности и смятения. Страх отпустил ее.
– Кто сказал тебе, что я здесь пою?
– Сара. Девочка прибежала сегодня на минуту сама не своя. Прокричала с порога, где ты работаешь и что она больше не придет к нам. Ей запретили.
– Матушка Гене знает! – простонал Хаим.
Началось неспешное танго.
– Потанцуем? – спросила Мария.
В зале все понимали, что музыканты играют для двоих.
– Я вначале тебя не узнала. Ты был очень смешной.
– Дурацкий шансон, – поморщился Хаим.
Прикусив губу, Мария не выдержала и прыснула:
– «…если б я превратился в девицу…»
Они так смеялись, что едва удержались на ногах. Заглядевшись на них, официант уронил поднос с бокалами. Звон разбитого стекла совпал с заключительным аккордом музыки.
– К счастью! – завопил Сенькин, вспыхивая в дыму золотом фикс и бриллиантами запонок.