– Да, я, конечно… раз нужно… – пробормотал Хаим.
– Простите, – вмешалась Нийоле. Голос молодой женщины звенел от решимости и отчаяния. – Нам теперь нечего стыдиться… У меня пропало молоко.
Алоис громко расплакался, когда мать отняла его от пустой груди. Мария издала что-то похожее на подавленное рыдание. Хаим помог жене подняться.
Проголодавшийся ребенок глотал молоко жадно, захлебываясь и кашляя. Наевшись, сразу уснул. Утомленная Нийоле едва дождалась, когда ей вернут сына, пролепетала слова благодарности и задремала. Хаим, как ноющую физическую боль, чувствовал опустошенность жены, не принесшую ей облегчения.
Стемнело незаметно и быстро. Дверь к ночи солдаты раздвинули шире, за поездом в тесном квадрате неба покатилась обкусанная с левого бока луна. Свежий ночной воздух нагнал прохладу и почти выветрил одуряющие запахи. Только рядом терпко пахло домом – сохнущими ползунками и молоком.
Справа приглушенно разговаривали женщины. Блестели глаза, влажные от беспомощного сочувствия и собственного горя. Сознание того, что не ты один носишь его, помогает облегчить страдания… Люди всхлипывали, посапывали, бормотали и вскрикивали во сне. Хаим лежал неподвижно, погруженный в себя, и не мог уснуть. Чудилось, что первая ночь пути тянется за поездом нескончаемым траурным шлейфом. В памяти бесчисленное множество раз повторялись сцены вчерашнего дня: хищные пальцы, бегающие по телу жены, как по клавишам; непонятный, изучающий взгляд офицера; оскверненный дом; фотография в витрине ателье; звериная радость мести на пятнисто-красном лице железнодорожника; ножом по сердцу полоснувший страх за жену и ребенка; матушка…
Грудь сдавливало ощущение непоправимой беды, боль от нее нарастала вместе с теменью и не собиралась никуда уходить. Немое рыдание комом стояло в горле. Хаим не смел выплеснуть его даже во вздохе, зная, каким судорожным он получится. Голова жены лежала на его груди – Мария тоже не спала.
– Я верю, что у малыша все будет хорошо, – шепнула она.
– Так и есть, любимая.
– О, Хаим, куда нас везут?
– Куда бы ни повезли, я с тобой.
– Я не смогу без тебя… – голос ее пресекся.
Плечо Хаима увлажнилось. «Слава Всевышнему, – подумал он. – Плачет».