— Кто ж это тебя так.
— Твоя бумажная крыса.
— Кондратьев что ли, — в голосе неизвестного человека было столько неподдельного изумления, что я не на шутку возгордился собой.
— Он самый. Ты говорил — никчёмный человечишка, бумажная крыса. Крысы, знаешь ли, больно кусаются. А никчемного человечишку Девиер на такое дело не пошлёт. Этот твой Кондратьев только с виду был дурак дурачком. А так хитёр пуще самого дьявола.
Моё самомнение подскочило просто до невиданных высот.
— Ты говоришь был? Значит гадёныш сдох?
— Не боись. Фрол с ребятами прошлой ночью отправили твоего фигариса с карасями беседовать. Упокой господи его душу. Мне парнишка понравился. Но раз надо для дела — значит надо. Кстати, а откуда ты узнал про него?
— Одна моя знакомая девица состоит в интересных отношениях с секретарём Дивиера Афонькой.
Они вошли в башню. Кучер на козлах вытащил из укромного уголка бутылку и отхлебнул несколько глотков. Дверь, висевшая на единственной петле, качалась и скрипела на ветру. На последнем этаже башни зажёгся огонь. Филин со своим гостем наверняка были там. Мне, во что бы то ни стало, надо было узнать, о чём они говорят.
Я соскочил на землю и стал карабкаться по стыку брёвен башни наверх. Пару раз едва не сорвался, когда под ногами обломились куски трухлявого дерева. Через бойницу, расположенную на втором этаже башни, я увидел Фрола, сидевшего рядом с железной печкой и скребущего ложкой в котелке с кашей. Рядом с ним лежало длинное ружьё, пистолеты и топор.
Наконец я добрался до верха стены и заглянул в бойницу. Внутри чадили сальные свечи. Филин развалился на тюфяке и курил турецкий кальян. Рядом стояла бочка заткнутая пробкой и два серебряных кубка. Помещик вынул пробку и налил в кубки вина. Один кубок подал приехавшему.
— Бери, вино хорошее. Я его у одного грека-купца взял.
— А что с греком сделал?
— В рощице закопал.
Пришелец взял кубок и стал вертеться на одном месте, ища, куда бы присесть.
— Да не крутись ты как заведенный, — раздражённо произнёс Филин. — Сядь на тюфяк.
— Там полно клопов, — фыркнул человек.
«Проклятье, кто же это такой», — подумал я.
Голос был мне знаком, только я никак не мог припомнить, чей он. И разглядеть лицо не было никакой возможности.
— Привык к шикарной жизни значит, — захихикал разбойник. — Забыл, небось, как купались в ингерманландских болотах. А свеи нас картечью. Ты тогда был весь в ошмётках мозгов того солдата, которому снесло пол головы.
— Хватит. Забыл я об этом, и вспоминать больше не желаю.
Человек снял богатый кафтан, сложил его на полу и уселся на него. Как назло спиной ко мне. Спросил: