Бахметьев уселся на подушки. Я рядом.
— Кто это с тобой? — спросил хан, указав на меня.
— Большой человек из самого Питербурха, — ответил воевода.
Аюка оценивающе взглянул на меня и произнёс с обидным сомнением в голосе:
— Молод он ещё для большого человека.
Юная девушка, одна из рабынь хана, поставила перед нами полый чурбан, носивший название домб и разлила деревянной ложкой по чашкам крепкий горячий чай. Я взял чашку, устроился поудобнее и стал наблюдать, как вершиться полития дикого поля.
Аюка сразу к делу переходить не стал, сначала осведомился о здоровье воеводы, его жены и дочерей, затем долго рассуждал о лошадях, показал нам тонкую кольчугу, приобретённую им у дамасских купцов за сто голов скота, и утверждал, что её не пробивает даже пуля из фузеи. Только после этого заговорил о том, зачем проделал длинный путь из степи.
— Я стал стар. Мой сын Чапдержап больше не хочет слушать меня. Он горяч, любит войну. Кабардинцы подбили его идти на кубанцев и их союзника, воровского атамана Игошку Некрасова. Сошлись они на реке Берекете. Была большая битва. С обеих сторон полегло, наверное, человек сто. Кубанцев разбили, Игошку Некрасова взяли в плен, но потом отпустили за выкуп.
Чапдержап в бою был ранен. Он умирает. Тяжело умирает, медленно. А внучата мои Дундук Омбо и Дундук Датли точат зубы на старшего брата Досанга. Тот не отпускает их от себя. Велит их улусам кочевать при нём. Как только Чапдержап умрёт, начнётся война.
Воевода грозно сдвинул брови и сказал Аюке:
— Негоже так. Его величество будет гневаться, коли не удержишь внучат от кровопролития.
— Я бы и рад удержать. Но как. Они глупы и своенравны. Однако улусы у них многолюдные. Царь Петр велел тебе охранять меня от моих недругов. Однако теперь твоих войск нет при мне…
Бахметьев взмахнул руками и разразился негодующими словами:
— Тебя не поймёшь Аюка. Когда мои войска находились при твоём улусе, ты был недоволен и даже жаловался государю на моё самоуправство. Теперь же ты обвиняешь меня, что я увёл их по твоей собственной просьбе. Ты уж реши чего желаешь.
Хан, чего желал, знал хорошо, и незамедлительно высказал:
— Хочу, чтобы ты со своими солдатами в степь шёл. Мои внучата увидят, испугаются. Подумают, что если русское войско со мной, значит царь Пётр меня жалует и не посмеют своевольничать. Будут делать, что я скажу.
Воевода ответил:
— Хитёр ты Аюка. Когда я тебе нужен, ко мне приезжаешь, чаем поишь, говоришь ласково. А как только внучат приструнишь, опять волком на меня будешь смотреть. И с бухарцами да турками сговариваться начнёшь.