Часы, проведенные дома, были для Евграфа настоящим праздником. По ночам, лежа на жесткой койке кадетского корпуса, он вспоминал теплые руки матери, ее любящие глаза, в которых виделись и радость, и боль, и надежда…
И вдруг все это оборвалось. Придя домой в очередное увольнение, он не увидел матери. Квартира казалась опустевшей, неуютной, не было в ней прежнего тепла. Отец сидел за столом, стиснув голову ладонями.
— А где мама? — спросил Евграф, уже чувствуя что-то недоброе.
— Оставила нас мама, сынок, — горестно сказал отец. — Теперь мы с тобой и Ксенюшкой осиротели.
— Как это оставила?
— Ушла, уехала от нас с другим. Сейчас ты это не поймешь. Уразумеешь потом, когда повзрослеешь.
Но тогда сын расценил поступок матери как коварную измену.
Воспоминания, воспоминания… Сколько с тех пор прошло лет. Нынче ему уже двадцать пять. Удастся ли выжить среди бурного лихолетья? Он себя не щадит и щадить не будет. Кроме того, как командир, должен подавать подчиненным пример мужества и стойкости, боевого умения.
Из состояния задумчивости, погруженности в себя Евграфа Николаевича вывел чей-то громкий голос:
— Осколочными по противнику, прицел тридцать, огонь!
Рядом на скамейку опустился офицер с рукой на черной перевязи и смеющимися глазами. Что-то знакомое в его бледном лице.
— Не узнаешь? А еще однокашник, птенец из Константиновского артиллерийского гнезда!
В голосе поручика настоящая обида. Евграф смотрит на него и вдруг оживляется:
— Радаев! Андрей! Ты ли это?
— Я, это я, мой друг, так же как ты — Граф Крутень. Здравствуй, штабс-капитан!
Он обнимает Крутеня здоровой рукой.
— Рад, очень рад нашей встрече, — взволнованно говорит летчик. — Но тебя не узнать. Такие лихие усы…
— На фронте не только усы, впору бороду отпустить. А ты переметнулся в авиацию, изменил племени российских пушкарей?
— Так уж вышло, Андрей. На каком фронте воевал? Где ранение получил?
— На Западном. Там тюкнул в мое плечо осколок немецкой бомбы. Кость перешиб. Списывают меня с военной службы. А жаль. Столько лет отдано армии…
— Ты говоришь: немецкая бомба тюкнула? Значит, с самолета сбросили бомбы на артиллерийские позиции?
— Именно так. Появились в небе сразу три "альбатроса" и пошвыряли на нашу батарею железные гостинцы. Два орудийных расчета скосило.
Беспокойство охватывает штабс-капитана, он хочет в деталях узнать обстановку того налета.
— А наши аэропланы не появлялись?
— Прилетел один с опозданием, когда дело было сделано. Погнался за теми "альбатросами", да, видно, пулемет у него заело. Повернул восвояси, и ему досталось.