Д'рахм в бешенстве вышел из комнаты. Дара осталась на месте, погруженная в раздумья. Она устремила пустой взгляд за окно, погружаясь в пучину воспоминаний, которые так хотелось забыть…
Темный парк сохранял мучительную тишину. Под защитой раскидистых деревьев, уютно устроились молодой человек и юная д'рахма. Если бы кто-то увидел эту пребывающую на пике блаженства парочку, разразился бы жуткий скандал. Но они были счастливы и от того безумны, а ветви, покрытые густой листвой казались такими надежными…
— Дара, я люблю тебя.
Нежный шепот у самого уха… Жаркие поцелуи, сводящие с ума… Безумные ночи, принадлежавшие только двоим… Все это казалось таким незыблемым и прекрасным, что ослепляло и Дарлему, и её страстного спутника.
Нет ничего страшнее счастья. Когда оно вступает в свои права, все остальное перестает существовать. В то время, как для других жизнь остается прежней, и никто не застрахован от ножа в спину. Тем более тот, кто решился на запретную связь. А ведь, как известно, чем выше взлет, тем больнее падение, так и со счастьем — чем радостней забвение, тем тяжелее прозрение.
Как жалела в те дни Дарлема, что родилась в семье благородных д'рахмов! Увы, её чувства были обречены оставаться тайными, и решение, с кем связать судьбу оставалось за родителями. Но пока они были друг у друга, никто не мог отнять этого отчаянно-прекрасного безумия.
Такая банальная и печальная судьба. Это было бы смешно, если бы не было так грустно.
— Почему?! Как ты мог со мной так поступить?!
Слова срывались вместе со слезами. Дара смотрела в столь родные глаза, но теперь видела в них отнюдь не былую страсть и любовь. Лишь холодную расчетливость, режущую сердце, словно раскаленная сталь. Она все еще не верила, что столь горячо любимый человек мог ее предать.
— Ничего личного, Дара, с тобой было очень хорошо. И почему ты так удивлена? Я ведь не мог на всю округу трубить, что шпионю за твоей семьей. Честно говоря, я даже думал, что ты догадываешься.
— Как я могла подумать такое! Ты не понимаешь, что натворил! Нам грозят войной! С нас требуют репарации! Моя семья этого не простит…
— Ох, Дара, чего ты как малое дитя? Какое мне дело до проблем твоей семьи? Завтра я уплыву на ближайшем корабле, получу свои деньги и буду жить, как нормальный человек. Заведу семью, может открою небольшую лавку в торговом квартале. Чем не жизнь? Кстати, тебя я был бы не прочь иногда повидать, — он окинул говорящим взглядом прекрасную фигуру д'рахмы.
Тишину разрезала звонкая пощечина. В глазах Дарлемы стояли слезы, но прежде чем уйти, она смогла зло сказать: