Латышев повернул ключ зажигания и через десять минут уже был дома.
До вечера он пролежал в бывшей Татьяниной комнате, уткнувшись лбом в жесткую спинку дивана. Дважды заглядывала Зинаида. В первый раз не то спросила, не то констатировала со злорадством:
– Что, отставку получил?
Спустя несколько часов, заглянув и обнаружив Латышева все в той же позе, только фыркнула.
На фоне общей, волнами накатывавшей боли ноющую боль под левой лопаткой он почти не различал. Так он лежал, время от времени засыпая и почти тут же снова просыпаясь.
Встал задолго до рассвета, трудно распрямил тело. Подошел к окну, с отвращением посмотрел на сплошную стену дома напротив с темными еще окнами. Вернулся, опять лег.
Потом он слышал, как демонстративно шумно ходила по квартире Зинаида и как хлопнула за ней входная дверь. Потом еще несколько раз засыпал и просыпался. А потом зазвонил мобильный.
Первой его мыслью было не отвечать на звонок. И даже не смотреть на высветившийся номер. Но он подумал, что могут звонить из больницы, и встал.
– Ах, душа моя, только не бросай трубку и прости, прости за вчерашнее. Не знаю, что на меня нашло. Из-за солнца, наверное. Но знаешь, я совсем не могу без тебя, не могу…
Латышев не стал анализировать, чему лучше приписать резкие перепады настроения, которым была подвержена девушка: перенесенной в детстве психической травме, алкоголю или наркотикам. Все это уже не имело никакого значения. Он быстро оделся и вышел из дому.
За прошедшие сутки тело ее сделалось еще легче. Так ему показалось, когда он, истосковавшийся, подхватил девушку на руки.
Было около шести, и закат пылал во все окно, предвещая на завтра ветреную погоду.
Девушка лежала неподвижно, вздохами отвечая на ласки, и тело ее светилось сквозь слой цветочной, горьковатой на вкус пыльцы. А может, все это Латышеву только казалось.
Когда за окном стемнело, Латышев заснул. Сначала сон его был легким и счастливым, и левой стороной тела он продолжал чувствовать тепло, исходившее от девушки. Постепенно тяжесть стала наваливаться ему на грудь. Несколько раз он пробовал проснуться, вынырнуть, но тяжесть не позволяла этого сделать. Наконец последним усилием он открыл глаза.
В комнате было душно. Горел ночник. Девушка, обхватив колени руками, сидела в изножье кровати. Просто сидела и смотрела на него. От этого взгляда Латышеву стало не по себе.
– Что? Что случилось? – Он вытер ладонью мокрую шею. – Как душно.
– А меня знобит.
Она передернула плечами под пестрой цыганской шалью, отвернулась и теперь смотрела в темное окно. И Латышев тоже посмотрел в окно и увидел зеркально повисшую в пустоте комнату, себя и девушку.