Точно, они же обещали нас покормить. Что ж, этого вполне хватит, учитывая, что и есть мне уже не очень хочется.
Никто разведаться не стал, только тапки сняли. Я помял в руках мастерку – до сих пор мокрая. Хотя, оно и не удивительно, прошло не так уж много времени. Я поискал глазами, куда её можно было бы уложить, не буду же я с мокрой одёжкой в руках спать. На глаза попалась батарея, она уже явно никогда не будет греть, однако у человека ещё надолго, скорее всего, останется привычка класть на неё сырые вещи. Так я и поступил.
После этого сел на кровать, взял блюдце и похлебал пару ложек суспензии внутри. Вкус был специфичный, однако терпимый. Комфорта добавляло и то, что суп был довольно горячим – это не может не радовать. Отставив так и не завершённую похлёбку, я взял стакан воды и выпил залпом. Всё, мне этого хватит. Я обернулся и понял, что подобного хватит и всем остальным: Гоша выпил только воду, Антон же ко всему содержимому на табурете и вовсе не притронулся.
Я улёгся на довольно мягкий матрац и только тогда понял, что абсолютно не хочу спать: я половину дороги досюда только что и делал, что дремал да спал.
Я взглянул на расположившегося параллельно Георгия. В его глазах читалась сонливость, но всё равно он, увидев мой вопросительный взгляд, кивнул, как бы разрешая задать мучающий меня вопрос. Но вопроса не было, скорее мне просто хотелось поговорить.
– Странно, я только сейчас осознал, что совсем не сонный. А ведь когда я говорил с Никодимом Анатольевичем, мне казалось совсем другое, – сказал я.
– Есть такие люди, которые могут навязывать свою волю другим на подсознательном уровне, – неожиданно заговорил Гоша научным языком, при этом накрываясь одеялом. – Не знаю, был ли здесь такой вариант, но, судя по тебе, его тут не присутствовало, что значит, что мне просто хочется спать. Поэтому я и укладываюсь выполнять своё желание, чего и тебе с Антон советую. Всё, спокойной ночи.
Тут свет в комнате отключился, но никому до этого уже не было никакого дела. Поэтому я, уподобляясь остальным, улёгся под одеяло и закрыл глаза.
И зачем Гоша только это сказал. Белиберда какая-то… Хотя у меня сейчас мысли тоже путаются. Ладно, не суть. Ничего, завтра вся станет яснее, завтра всё станет легче, завтра прорвёмся.
Проснулся от того, что кто-то рядом чихнул.
Разомкнув слипавшиеся веки, я обнаружил впереди себя серо-коричневую стену. Как обычно спросони, я не придал этому никакого значения и вновь закрыл глаза, как тут справа раздалось:
– О, Сань, я тебя разбудил? Прости, не хотел, – голос Гоши я узнал сразу.