— Протестовать надо! Мало им было вчерашнего. Если на второй день так себя ведут, то что дальше творить станут?
— Но война, граждане! Нас же предупредили — в стране есть враги свободы, которые находятся на содержании противников. И с ними будут бороться без пощады…
— Это мы на содержании? Пусть лучше на себя посмотрят!
Однако быстро перешли на шепот. Когда обыск еще свеж в памяти…
— Любая оппозиционная критика запрещается на все время войны. Каково? — Однако возмущение новым указом президента, одним из первых принятых, вновь прозвучало тихо.
— А если выпустить газету без слов? — вдруг предложила Дина. — Если нам запретили писать о насущном, то пусть читатели сами догадаются о том, что мы хотели им сказать. И никто не придерется. Откровенной критики-то нет. Что они нам смогут сделать?
— Только кто это купит… — Хорошо живешь тогда, когда тиражи растут. Иначе кошелек может оказаться пуст.
— Не важно. Главное — люди поймут и оценят. А покупать станут следующие номера.
— Нет. Надо оставить пустыми лишь некоторые страницы. Скажем, после объявления о запрете критики. Так будет более хлестко.
Но в целом мысль понравилась, и теперь осталось обсудить подробности. Например, какие статьи должны в газете остаться. Чтоб ни в чем не поддерживать власть, лишь абсолютно нейтральные, да те, без которых не обойтись — известие о войне, указ о мобилизации да о временном запрете любой оппозиции. А прочее пусть будет лишь белым листом. Никаких призывов к доблести, ничего. Режим обойдется, а о слове «Родина» здесь не ведали.
Лишь Писаревской почему-то вспомнился ее знакомый, спокойно, как само собой разумеющееся, отправившийся на чужую для него войну. Не глуп, порядочен, так почему же?
Или в жизни существуют разные правды?
Только думать об этом не хотелось. Подвергать ревизии собственные устоявшиеся взгляды — да что может быть хуже?
— И ничего они нам не сделают! — оповестил кто-то уже погромче.
Опасность пока миновала, Льва, несомненно, выпустят, а к власти придут иные люди. Те, которые дадут людям талантливым и предприимчивым больше возможностей для жизни.
Для чего иначе существует свобода?
3
— Народ ждет от нас решительной победы, а фронт между тем все ближе подкатывается к Смоленску. — Сталин старательно набивал трубку. Голос с легким акцентом звучал довольно спокойно, и лишь очень близко знавшие правителя люди сумели бы уловить тщательно скрывавшееся раздражение. — Разворачиваются дивизии, призвана масса людей, только фронт почему-то этого не видит. Как это можно назвать, Антон Иванович? Мне рекомендовали вас как боевого генерала, одного из лучших в прошлой войне.