Гудок взревел снова, уже в отдалении. Три быстрых сигнала: «имел я вас всех».
— Пусть все слышат, когда я отъезжаю, — говаривал Кенни, дергая цепь своего гудка на выезде со стоянки.
— Им только легче — одним обормотом меньше, — со смехом замечала Сара.
Гудок автопоезда эхом раскатился по кафе, но никто не выглянул за толстое зеркальное стекло. Если приглядеться, сквозь витрину можно различить длинную цепь грузовиков, точно сказочный ночной мир, неведомый никому. В ушах у меня еще долго стоял этот протяжный рев гудка Кенни, даже после того как он исчез — когда грузовик выкатил на автостраду, и Кенни, наверное, поставил свои любимые записи в стиле кантри, которые Сара к тому моменту еще не выбросила за окно.
Рыжая курчавенькая девочка за соседним столом, которая то причесывала, то поправляла волосы, — наблюдала за моими приготовлениями «чириоуз». Она ковырялась в своей жареной картошке, затем, всякий раз насупившись, буравила меня взглядом, как только я добавлял в свою миску что-нибудь бесплатное. Когда я дошел до кетчупа, лицо ее скисло. Я сделал вид, будто просто так рассматриваю бутылочку, и поставил на место. Подождав, пока она отвернется к матери, я быстро схватил и выдавил кетчуп в тарелку. Мы повторяли этот трюк несколько раз, ей даже удалось меня застать врасплох, когда она вместо того, чтобы обратиться к картошке, неожиданно резко повернулась ко мне, и я замарал кетчупом рубашку на груди. Я думал, она рассмеется. Ничуть не бывало: только еще больше скуксилась. Я почувствовал стыд и разочарование. И больше не принимался за еду, пока они с мамой не убрались из кафе.
Гудок по-прежнему звенел у меня в голове. Я думал, это произойдет раньше, думал, что наконец почувствую облегчение и не буду с содроганием ждать этого утробного рева, всякий раз покидая кабину.
— Ненавижу панк-рок, — сказал Кенни, вытаскивая ее кассету из магнитофона.
— Только педерасты называют это панк-роком. Кенни, сколько раз тебе говорить, невежда ты этакая, голодранец, деревенщина… — она едва не исчерпала на нем поток своих ругательств.
Он схватил в горсть ее кассеты и выбросил за окно. Она с воплем набросилась на него, суча кулаками, так что Кенни чуть не врезался в идущий впереди грузовик. Он выжал тормоза и зайцем пустился вдоль обочины, вернувшись через час с тремя распотрошенными кассетами и лицом, пылающим от ее ногтей. Дрожащими пальцами он вертел одну из кассет, пытаясь замотать пленку обратно.
— Детка, может, еще можно поправить? — просительно заглянул он снизу вверх.
Она вырвала пленку у него из рук.