Когда случалась стычка, Сара с ухмылкой гасила сигарету острым каблучком и крутила ногой, сверкая перламутровыми колготками. На некоторое время она останавливала на управляющем взгляд, отчего у него расширялись пятна пота под мышками. Иной раз, когда у нее скапливалась изрядная порция миккимаусовых долларов и не хватало на шприцы и «лекарства», она просто бросала сигарету ему под ноги, выбивая целый сноп искр, чем приводила управляющего в бешенство.
Я стукнул в затянутую металлической сеткой дверь, которую кубинец всегда запирал изнутри.
— Qué? — подал он голос, не отрываясь от футбола.
— Меня здесь закрыли, — заканючил я.
— Qué? Qué?
«У них ребенок, — рассказывала Сара. — Он слабоумный, и с ним обращаются, как с собакой, и миску с едой ставят на пол. Говорят, даже сажают на цепь. Видишь, тебе вовсе неплохо живется». Управляющий стал названивать как сумасшедший:
— Goal! Goal!
Сквозь ячейки металлической сетки я увидел в щель чьи-то маленькие толстенькие ножки с перевязочками.
Когда я оглянулся, пухлые детские ножки уже исчезли.
Я снова принялся стучать, но ребенок уже ушел из поля зрения, видимо, зашел за стойку.
— Я уже слышал, думаешь, я не слышал тебя — слышал, слышал. — Открыв дверь, управляющий направился ко мне, звеня ключами. От этих звуков у меня началась судорога. Вот он остановился и стал отпирать ворота с сеткой.
— Gracias, — прошептал я.
— Что-то вид у тебя неважный, — заметил он, и сразу поспешил смотреть свой футбол.
Дома, закрыв за собой дверь, я включил свет. Подвинув кресло к шкафчику над раковиной и взобравшись туда, я отыскал ее бутылку «Дикой Индюшки».[9]
Подобрав с полу тот самый стакан, которым в меня дважды швыряли, я набулькал его до половины. Завинтив пробку, вернул бутылку на место.
Я высосал стакан до дна по пути в ванную. Медленно, с трудом стащил прилипшую одежду. Боль в плече стала отступать. Перевалившись за край ванны, я включил воду, самую горячую, которую можно было вытерпеть. Жаль, что у меня не было щетки с жесткой щетиной.
Когда Иисус умер, ангелы плакали, и слезы их обратились в камни.
У мамы появился новый друг — и теперь мы рылись в грязи точно золотоискатели на приисках, в поисках камешков величиной с ноготь, на которых отчетливо проступал крестик. Ангельские слезы. Мы ушли от экскурсии баптистов, чьи «аллилуйя» эхом разносились по виргинскому Парку Чудесных Камней.
Мне все время попадались лучшие камешки, с четко очерченными крестами, а мама находила только стертые и раскрошенные.
— Ты их, наверное, нюхом чувствуешь, как старая пьяница выпивку. — Глаза ее завистливо сощурились, ноздри хищно раздувались.