— Они сказали, что устали от тебя, понимаешь? Потому что ты негодный ребенок, ты их совершенно замучил… Понимаешь?
Я попытался вырваться, покраснев от натуги. Она же склонилась ближе и зашептала прямо в ухо:
— Твои опекуны, которых ты называешь мамой и папой… — Другой рукой она ущипнула меня за щеку и повернула лицом к себе, как я ни уворачивался. — сигарета свисала у нее с губы. — Они… просто дерьмо! — Сигарета выпала. — Дерьмо! — отбросила она меня в сторону. — Видишь, до чего ты меня довел? — Она нагнулась за выпавшей сигаретой, а я воспользовался моментом и бросился на дверь, ожесточенно дергая ручку.
— Мамочка с папочкой никогда не показывали тебе, как это открывается? — смеялась она у меня за спиной. — Хочешь домой?.. Прекрасно, сейчас отвезу тебя обратно.
Звякнул брелок на ключе зажигания, и машина зарычала. Только тогда я отстал от двери.
— Домой, домой, — заклинал я.
— Еще бы, а куда же? В твой чертов дом! — Опустив стекло, она выбросила сигарету.
Мы снова выехали на шоссе, мимо фабрики и грязных развалин, в одной из которых жила она.
Я сидел, хмуро вытирая шоколадный рот.
— Я только хотела помочь тебе, — уже другим, спокойным голосом сказала она.
Я глядел на заброшенные коттеджи, заросшие травой и вьюнком, словно на музейную выставку из какого-то другого мира.
— Хочешь знать, что будет дальше? Так вот — они попросту вызовут полицию, когда я привезу тебя обратно.
Мы проехали мимо чумазых детей, игравших у перевернутого фургона рефрижератора.
— И ты со мной сейчас только потому, что они больше не хотят тебя видеть. — Я обернулся к ней вполоборота. — Они сами сказали это, помнишь звонок вчера вечером? — Она поправила зеркало заднего вида. — Сказали, что ты плохой, невоспитанный ребенок, и поэтому они избавились от тебя. Выставили за дверь, понимаешь? Если бы они хоть немного любили тебя, почему тогда выгнали? Ответь мне.
Я хлюпнул носом, подбирая сопли.
— И в полиции все сразу поняли, что ты злой мальчишка. Если бы я не приехала и не упросила их — знаешь, что бы они сделали? Они вытащили бы свои пистолеты и застрелили тебя на месте. — Снова поправив зеркальце, она отерла черные следы туши.
— Они мне купили мороженое, — выдавил я.
— Ты жив только потому, что я уговорила их не убивать тебя. — Она провела по мне взглядом, как бритвой. — Если бы я не успела забрать тебя от приемных родителей, мамы и папы, как ты их называешь, где бы ты, думаешь, был?
Я поперхнулся от икоты. Она похлопала меня по спине сильнее, чем требовалось.
— Они даже не пытались остановить социального работника, который за тобой пришел, разве не так? Они даже не сопротивлялись. Разве свои так поступают? — укоризненно спросила она.