– Да что с тобой? – спросила она удивленно. – У вас что – случилось что-нибудь?
– Со мной ничего, – сказала Лисиченко, щурясь куда-то мимо Тани. – А ты что... у немцев теперь работаешь, я слышала?
– Ну да! Тебе разве твой папа не...
Она не договорила, потому что какая-то женщина прошла мимо, окинув их не в меру любопытным взглядом; да и вообще что тут объяснять, смешно просто! У Аришки плохое настроение, но у кого оно теперь хорошее!..
– Ладно, вижу, что некстати пришла, – сказала Таня – что-то ты надутая сегодня, сил нет. Аришка, я денег принесла, – может быть, Петру Гордеевичу купить что-нибудь нужно. И вообще ты скажи, чего вам достать из продуктов, для меня это сейчас сравнительно просто...
Говоря это, Таня достала из кармана приготовленные деньги, несколько сложенных вместе пятимарковых бумажек, и протянула их Аришке. Та отступила, качнув ведрами.
– Уйди лучше, – проговорила она тихо. – Бессовестная ты, еще заработком хвастаешь – а мы-то с Людой считали тебя...
– Да ты что, Аришка, – сказала Таня, вдруг вся похолодев, – ты что – не знаешь, почему я туда пошла?
– Это неважно, почему. – Ира подошла к калитке и, придерживая коромысло одной рукой, нашарила другою щеколду. – Ты думаешь, одной тебе пришлось трудно? Поинтересовалась бы, как живут другие...
– Я знаю, я видела Вернадскую, – торопливо перебила Таня, – но ты же видишь...
– Я одно вижу: что из всех наших девочек одна ты оказалась такой подлой. Если бы Люда тебя сейчас увидела!
Она открыла калитку и, повернувшись, боком пронесла в нее коромысло. Заднее ведро качнулось, выплеснув немного воды, – сверкающий жидкий слиточек тяжело упал в пыль и раскатился тусклыми серыми шариками. Потом калитка захлопнулась, громко – на всю улицу – звякнув щеколдой.
– Алексей, послушай-ка...
– Чего тебе?
– Ты уверен, что тут никакой ошибки? А то, понимаешь, оскандалимся мы с этим ангаром – вдруг окажется, что напутали и что совсем не о нем шла речь...
Кривошеин отложил газету и изумленно посмотрел на Глушко:
– Ты же спрашивал меня уже, и я тебе сказал: нет, все правильно, речь идет именно об этом ангаре, ни о чем другом. А ты опять за свое!
– Так нет, просто странно. – Володя пожал плечами и взъерошил пятерней и без того спутанные волосы.
– Постригся бы, черт лохматый, – сказал Кривошеин. – Как только Николаева у себя в доме такого терпит, уму непостижимо.
– Мне только и дела, по фризерам таскаться, – высокомерно отозвался Глушко. – А Николаева со своими штучками докатится до полного морального разложения, я тебя предупреждаю.