После этого первого превышения власти он решил казнить их ночью, после пиршества, не удосужившись собрать свой совет для суда над ними и сделать это спектаклем для гостей, сенаторов и матрон в садах Агриппы. Чтобы крики боли не травмировали слух гостей, он приказал воткнуть в рот осужденным губки. В ту же ночь он послал центуриона за отцом Басса, всадником Бетиленом Капитоном. После казни сына он взялся за отца. Тот назвал настоящих инициаторов заговора — вольноотпущенник Калигулы Каллист и два преторианских префекта. Точно известно, что Бетилен Капитон был также казнен; говорили, что он оскорбил императора, попросив разрешения закрыть глаза во время казни сына.
Другой сын всадника, известный своей красотой, тоже был предан смерти; говорили, что лысоватый Калигула завидовал его красивой шевелюре, но есть основания считать, что он был замешан в заговоре. Следующим вечером после казни император позвал Пастора, отца казненного, на пиршество вместе с сотней других приглашенных. Пастор вел себя абсолютно хладнокровно, принял благовония и венки и по приглашению императора осушил много чаш с вином. Какова же причина такого поведения, столь не соответствующего пережитому горю? А это потому, говорит нам Сенека, что у него был другой сын, и он также был бы обречен, если бы гость не понравился палачу («О гневе», 2, 33).
Судя по всему, заговор был организован молодыми людьми, мечтавшими убить тирана, который был их товарищем и благодетелем. В этом смысле он очень напоминал заговор, закончившийся убийством Юлия Цезаря. И, может быть, по этой причине Гай начал гонения на философов, наставников молодежи. В начале своего принципата он реабилитировал память Тита Лабиена, Кремуция Корда и Кассия Севера, которые в своих произведениях проявили себя противниками диктатора и восхваляли его убийц. Впоследствии, в 39 году он отправит в ссылку ритора Каррината Секунда, который выступал против тиранов и кончил тем, что умер в нищете в Афинах.
Юлий Кан, в ходе длинной дискуссии с Калигулой, утверждал, что философ должен быть всегда хозяином самому себе; это, вероятно, произошло во время судебного процесса, причины которого нам неизвестны, но император обожал пространно возражать своим противникам. Под конец дискуссии Гай заявил: «Не льсти себя надеждой, я приказал, чтобы тебя казнили». — «Благодарю тебя, великий император», — ответил философ и спокойно ушел домой заниматься своими делами. Через десять дней за ним пришел центурион, чтобы отвести его на казнь. Кан играл с друзьями в игру, напоминающую шашки. Он встал, чтобы последовать за солдатом, сказав ему: «Ты свидетель, что у меня преимущество в одной фигуре» (Сенека, «О спокойствии души», 14). Его друг Рект был казнен через три дня, и философа-стоика Антиоха Селевкийского постигла та же судьба. Любопытно встретить при Калигуле это гонение на философов, обвиненных в заговоре против императора: эта оппозиция была очень активной до конца века, и Нерон, Веспасиан и Домициан ожесточенно боролись с ней.