— Давай, сейчас мы уйдем отсюда, — предложил он терпеливо, — поедем домой, где никого нет… или наоборот, в кафе, где люди, чтобы тебе не было одиноко… Куда захочешь! — он сделал неуверенный вдох, словно забыл, как дышать. — Мы с тобой поговорим… Ты расскажешь мне, что чувствуешь… Может быть, ты ошибаешься, и все не так плохо…
— Макс, у меня тоже есть тайна, — произнесла она внезапно. И пояснила, опустив голову: — Братик, который умер в день моего рождения. Я сама это сделала. Из ревности.
О чем она, Макс понял в ту же секунду — и отложил эту мысль в сторону.
— Хочешь убить еще и меня?! — уточнил он с жестокой откровенностью.
Но оказалось, Наташе больше нечем чувствовать боль даже от слов.
— Когда я умру, мне будет все равно, — не поддавалась.
— А меня не жалко? Мы оба на рельсах.
Она подняла на него стеклянные глаза.
— Иди домой.
Это был последний недостающий кирпичик в общей картине ее истории, которую Макс по крупицам собирал всю их совместную жизнь. Все встало на свои места. Ее ночные кошмары. Когда-то непонятная фраза Евгении: «Я ей все простила». Все стало ясно. И от этого — еще тяжелее на сердце… Она считает, что не заслуживает жить.
— Ты же была ребенком. Ты слишком строго себя судишь, — прошептал Макс. Язык с трудом поворачивался, чтобы сказать такое, ведь он сам отец…
Летом поезда ходят чаще. А точнее, очень часто: это же Сочи, летняя столица России. И хотя здесь два пути, и есть шанс, что поезд пройдет по соседним рельсам, но все равно каждая минута в геометрической прогрессии увеличивает шансы повстречаться с поездом. А Максу, как назло, не приходят в голову слова, чтобы успокоить свою девушку. А не приходят, наверно, потому, что она и так уже спокойна. Слишком.
Я же замечу, если рядом будет поезд? Я увижу, услышу, почувствую… Успею. Аккуратно по шпале подполз на коленках к Наташе поближе — настолько близко, что даже смог нежно-нежно обхватить трясущимися ладонями ее щечки.
— Что тебе нужно, чтобы жить? — спросил он вполголоса. — Я все для тебя сделаю, все, что ты сейчас попросишь, клянусь! И честное слово, у меня уже не осталось ни одной тайны от тебя! — страшно было смотреть в ее прозрачные глаза, которые под влиянием каких-то эмоций меняют цвет на холодный зеленый. Он всегда думал — когда она влюблена.
— Его оставили ненадолго одного, пока он спал в кроватке, — продолжала Наташа терпеливо и не ему вовсе. — У меня был день рождения, а об этом никто даже не вспомнил, потому что накануне Лешка ходить начал. Его в честь папы назвали. С самого начала, с тех пор, как мама ходила с животом, его уже любили больше, чем меня… Теперь я знаю, почему… Он проснулся, когда я накрыла его маминой подушкой, а я держала подушку, крепко прижимала, пока он не перестал трепыхаться…