прежде,Он не расширился и даже сжался, Каким всегда ребенку представлялся.
О чудные виденья дальних стран, Навеянные сном! Авроры ложе, где оно средь ночи? Где звезды отдыхают ясным днем, Когда светило ослепляет очи И льет на землю свой волшебный свет? Мы все прозрели разом. Мир на клочке бумаги уместился: Разгаданы последние загадки, Все стало явным - тайны больше нет. Вознагражден наш разум: Он к необъятному всегда стремился, И ты открытьем подтвердил догадки. Оставили нас детские мечтанья, Но, повзрослев, мы обрели страданья.
Его рожденье озарил луч солнца, Воздав хвалу поэту Певцу любви и рыцарских сражений, Чей голос сладостный звучит по свету, И нашу жизнь обогащает гений. Италия надежду обрела. О славные турниры! О башни, кельи, дамы и наряды! Меня прельстили призрачные чувства, Фантазия поэта увлекала, Как и его кумиры. Забыты ныне прежние обряды, И мы лишились радости искусства. Так чем же славится сия юдоль? Она лишь порождает скорбь и боль.
Возвышенный твой ум, Торквато, небом Нам отдан навсегда. Тебе достались горькие рыданья, А страстный дух упрятан в панцирь льда. Ты так горел огнем негодованья, Что трепетали злобные тираны. Их месть была жестока. Любовь - последнее земное обольщенье Покинула тебя. Толпа не раз Сердечные усугубляла раны, Хоть жил ты одиноко. К нам запоздалое пришло прозренье, Когда уж пробил твой последний час. Но смерть была как милость, а не злоВенец бессмертья увенчал чело.
Но если пожелаешь к нам вернуться Из сумрачной могилы, Чтоб повторить жизнь бедного скитальца, И если не изменят тебе силы, Собою явишь вновь пример страдальца Ведь наше бытие так изменилось. Какое состраданье, Когда всяк думает лишь о себе? Величие считается безумством, И равнодушие в сердца вселилось. Имеют здесь признанье Лишь мерзость сильных, и такой судьбе Нельзя перечить - это вольнодумство. Здесь предпочтенье цифрам - не стихам, И в этом сможешь убедиться сам.
Италия с тех пор не знала боле, О гений несчастливый, Певца, который бы с тобой сравнился, Оставив позади свой век постылый, Пока аллоброг гордый не явился. Он свыше наделен воображеньем, А не землей бесплодной. Без власти, без оружия пиит (Какая смелость!) избирает сцену, Чтоб всех тиранов вызвать на сраженье. А слог его свободный С подмостков жалких искренне звучит И страстью наполняет всю арену. Один без помощи клеймит он леность И нашей праздной жизни бренность.
Ко злу питая гордое презренье, Жизнь прожив безупречно, Ты избежал прихода худших дней. О мой Витторио, поэт сердечный, Сия страна не для души твоей. Не прожил бы и дня любой писатель Средь жалких пошляков, Где всяк печется о себе самом, А помыслы убоги и ничтожны. Древнейших рукописей открыватель, Буди же мертвецов, Коль спят живые беспробудным сном Для них души порывы невозможны. Сей грязный век позора и стыда Воспрянет или сгинет навсегда.