От ужаса Юити зажмурился. И тотчас нарисовалось лицо госпожи Кабураги. Это был отчетливый карандашный набросок: каждая смутная линия оживляла в его памяти черты ее лица — глаза, нос, губы… Разве это не был тот же самый Юити, который сидел в поезде напротив Ясуко во время их свадебного путешествия и с неохотой рисовал ее черты в своем воображении? Внятность его воспоминаний была обеспечена, главным образом, пробудившимися в нем желаниями. Госпожа Кабураги, какой она возникла в памяти Юити, была обворожительна — будто красивей этой женщины он никогда в жизни не видывал.
Он широко распахнул глаза. Солнце вспыхнуло среди цветущих ветвей садовой камелии. Махровые цветы на дереве сияли всеми лепестками. Юити, безо всякой экзальтации, назвал по имени это чувство, с открытием которого нарочно медлил. Хуже того, он даже прошептал:
— Я люблю эту женщину, воистину.
Юити знал по своему горькому опыту, что чувства становятся фальшивыми, как только их обозначают словом. Свои новые чувства он вознамерился подвергнуть тестовому испытанию на окисление.
— Я люблю этого человека. Не могу поверить, чтобы это была неправда. Всеми своими силами я не смог бы отвергнуть эти чувства. Я люблю эту женщину!
Он больше не пытался подвергать анализу свои чувства, ибо все смешалось и перепуталось в его бедовой голове — воображение с желанием, воспоминания с надеждой, радость с безумием. Теперь он помышлял взять все сразу — свою привычку к самоанализу, свое самосознание, свой идефикс, свой рок, свое врожденное чувство к истине — и с проклятиями отправить на кладбище. Все это, разумеется, мы, по обыкновению, относим к тому, что называется симптомами болезни современности.
И разве случайно, что в урагане своих несуразных переживаний Юити неожиданно вспомнилось имя Сюнсукэ?
«Вот именно! Я должен немедленно увидеть господина Хиноки. Нет более подходящего для меня собеседника, чем этот старикан, которому я мог бы доверить все восторги моей любви. А почему? Если я немедля признаюсь ему в своей любви, то он сможет разделить мою радость и в то же самое время примется жестоко мстить, как он умеет это делать — с дьявольским хитроумием. Вот почему…»
Юити поспешил в прихожую, чтобы позвонить. По пути столкнулся с Ясуко — она как раз вышла из кухни.
— Что за беготня? Видно, что ты чем-то весьма обрадован, — сказала жена.
— Разве тебе понять?
Он пребывал в хорошем расположении духа и сказал это с тем жестким великодушием, какого никогда раньше не выказывал. Ведь он был влюблен в госпожу Кабураги и вовсе не любил Ясуко. Более искренних, более естественных чувств он еще не знал.