Уж не служат ли какие-нибудь образчики искусства моделями для реальности? Чтобы желания Юити воплотились, что-то из двух должно погибнуть: либо его желание, либо его понимание того, что есть на самом деле реальность. Считается, что искусство и реальность существуют друг подле друга с беспечным равнодушием; но искусство еще та штучка: оно способно на отвагу — взломать законы самого бытия. А для чего? Ибо стремится стать единственной в своем роде реальностью!
Уже с первых строк полного собрания сочинений Хиноки Сюнсукэ отказался, к своему стыду, от мстительного похода против реальности. И что же? Книги его безжизненны! Едва соприкоснувшись с жизнью, страсть его натолкнулась на грубость и навсегда заперлась в его романах. И по своей непреодолимой глупости он впрягся в роль плутоватого нарочного, совершающего челночные наезды между страстью и реальностью. В сущности, его несравненный и замысловатый стиль — не более чем декорация этой реальности, его можно сравнить с рисунком древесных жучков; это всего лишь орнаментальный стиль, под покровом которого реальность разъедала его страсти. Откровенно говоря, его растиражированного искусства не существует! И все потому, что ни в одном его произведении не попирались законы бытия.
Этот стареющий писатель, бессильный к творчеству, просто пресытился своим кропотливым ремесленничеством. И сейчас, когда ему осталось заниматься только эстетским комментированием своих прошлых произведений, — ах, какая ирония, что перед ним нарисовался этот красавчик!
Юность наделила Юити всеми достоинствами, которых недоставало стареющему писателю, однако главное его преимущество — это одаренность наивысшим счастьем. Каких только гипотез не возводил вокруг счастья этот старый художник! Юити никогда не любил женщин. Сюнсукэ взрастил противоречивый идеал. Возможно, в его жизни не произошло бы череды трагедий с женщинами, если бы в молодые годы он обладал задатками этого юноши. Он считал себя обреченным на несчастья, и эта мысль каким-то образом срослась с его жизнью; кровь юношеских мечтаний смешалась с кровью стариковского раскаяния. И тут подоспел Юити! Если бы в юности Сюнсукэ походил на него, то насколько счастлив был бы он с женщинами! Как счастливо сложилась бы его жизнь, если бы он, под стать Юити, не любил женщин! В одночасье Юити стал идеей Сюнсукэ, его художественной идеей.
Все стили дряхлеют, прилагательные в первую очередь. Значит, прилагательные — это плоть. Они — сама юность. Юити был прилагательным — вот до чего дошел Сюнсукэ своим умом.