Становилось жарко, и юноша скинул плащ. Его новый костюм, белая рубашка, галстук, заколка, носовой платок, даже наручные часы были роскошными и сочетались в неброской гармонии. И не только эти вещи, но и новенькая зажигалка «Данхилл», которую он вынул из кармана, а также портсигар притягивали взоры. «Все сплошь во вкусе Кавады», — подумал Сюнсукэ.
— И где же ты собираешься встретиться с господином Кавадой? — саркастически спросил Сюнсукэ.
Юноша вдруг отвел взгляд от пламени зажигалки, которую он поднес к сигарете, и посмотрел на старика. Тонюсенькое голубенькое пламя не столько заполыхало, сколько призрачно повисло в воздухе.
— Откуда вам известно?
— Я писатель.
— Поразительно! Он ждет меня в Кофуэн, в Камакуре.
— Это правда? Я тоже встречаюсь в Камакуре.
Они помолчали. Юити бросилось в глаза, как нечто красное пересекло темную линию горизонта. Он присмотрелся. Они проехали выкрашенный суриком железный мост, находящийся на реконструкции.
Неожиданно Сюнсукэ спросил:
— Ты любишь Каваду?
Юити выпрямился, расправив плечи.
— Вы шутите!
— Если ты не любишь, то зачем едешь с ним встречаться?
— А разве не вы подбивали меня жениться на нелюбимой женщине?
— То женщина, а это мужчина. Это разные вещи.
— Ха, то же самое. Что мужчины, что женщины — развратны и скучны одинаково.
— Кофуэн, значит… Роскошная, прекрасная гостиница… Однако…
— Однако — что?
— В старые времена, сынок, всякие воротилы от бизнеса привозили в эту гостиницу гейш из Симбаси и Акасаки.
Юити, будто уязвленный, замолчал.
Сюнсукэ не мог уразуметь одного. Как все ужасно наскучило Юити! Только наличие зеркал в этом мире отвлекало от скуки этого Нарцисса. Этот красивый пленник будет содержаться в тюрьме зеркал до конца своей жизни. Кавада знал, как перевоплотиться в зеркало…
Юити заговорил:
— Мы долго не виделись с тех пор. Как поживает Кёко? Вы сказали мне по телефону, что все идет хорошо. — Он улыбнулся, однако не осознавал, что копировал стариковскую улыбку Сюнсукэ. — У всех, оказывается, все хорошо. У Ясуко, у госпожи Кабураги, у Кёко… Так ли это? Я всегда вам доверял, сэнсэй…
— Если ты доверяешь, то почему тебя никогда нет дома для меня? — сказал Сюнсукэ с нескрываемой обидой. И как можно спокойней он продолжил: — За два месяца я поговорил с тобой по телефону два-три раза, не так ли? Более того, когда я предлагал встретиться, ты каждый раз увиливал.
— Если у вас было ко мне какое-то дело, то могли бы написать письмо, я так думаю.
— Я почти никогда не пишу писем.
Они проехали две или три станции. На мокрой платформе, там, где заканчивался навес, одиноко стояла вывеска с названием станции; под крышей в темном, состоявшем из тел заторе была тьма пустых лиц и тьма зонтов; рабочие на линии в промокших зеленых робах смотрели в окна проходящего поезда — казалось, что все это усугубляло молчание между двоими в вагоне.