Иностранец перешел к другим иностранцам, и Сюнсукэ воспользовался моментом, чтобы представить Юити:
— Это Минами-кун. Он уже давно просит меня познакомить его с тобой, но я не находил возможности. Он еще студент и, как это ни прискорбно заметить, уже женат.
— Правда? Такой молодой. Сейчас все хотят рано жениться.
Сюнсукэ продолжил в своем духе:
— Еще до свадьбы он просил, чтобы я познакомил вас, и с тех пор Минами-кун сердится на меня. Говорит, что впервые увидел тебя за неделю до свадьбы на вечеринке в начале осени.
— Ну, если так… — осеклась на полуслове Кёко, и в этот момент Юити вопросительно взглянул на Сюнсукэ. — Ну, раз так, то женат он всего ничего — три недели. В тот вечер было жарко, помните?
— Когда он увидел тебя впервые, — говорил Сюнсукэ тоном, не допускающим возражений, — его осенила ребяческая причуда. До женитьбы он хотел станцевать с тобой пять туров. Это правда, именно с тобой! Не красней! Если бы он сделал это, то мог бы жениться без сожаления. В итоге он женился, так и не осуществив своего заветного желания. От мысли этой он никогда не отказывался и попрекает меня. Говорит: «Я знаю тебя, какой ты забывчивый!..» Сегодня, ты сама видишь, он пришел один, без жены. Ты можешь исполнить его желание? Он будет счастлив станцевать с тобой пять туров подряд.
— Это простая просьба, — великодушно согласилась Кёко, скрывая всплеск своих эмоций. — Боюсь разочаровать молодого человека, как бы он не ошибся в выборе своего партнера.
— Вот и ладно, танцуй, Юити! — напутствовал Сюнсукэ.
Он направился в комнату отдыха, а двое вошли в полумрак танцевальной залы.
У столика в углу гостиной Сюнсукэ задержал его друг с семейством; его усадили на стул, откуда была хорошо видна госпожа Кабураги в трех-четырех столиках от них. Она только что вернулась, сопровождаемая иностранцем, с танцев и, кивнув Ясуко, присела напротив нее. Эта картина с двумя несчастными женщинами, если посмотреть издали, прочитывалась как длинная изысканная повесть. На груди Ясуко уже не было орхидеи. Женщина в черном платье и женщина в светлом от нечего делать обменивались взглядами. Словно медалями.
Несчастье людей, заглядывающих в окна снаружи, обладает красотой большей, чем смотрящие изнутри. Это потому, что печаль их не проникает через оконную раму и не обрушивается на нас.
Толпы людей подчинялись деспотизму музыки, которая устанавливала свой порядок. Музыка, похожая на чувство затаенной усталости, продолжала методично двигать людьми. Где-то в глубине этого музыкального потока зияла пустота — музыка не могла заполнить ее, — и Сюнсукэ казалось, что он наблюдает за госпожой Кабураги и Ясуко сквозь это вакуумное окно.