расколет католическую церковь до самого основания. Ваше святейшество помнит раскол англиканской церкви — из-за посвящения в духовный сан женщин и гомосексуалистов. От нее, разрушенной схизмами, фракционализмом и мелочными спорами, ныне остались развалины. Желаем ли мы такой же участи католической церкви? По поводу недавних волнений в Европе выскажу еще одну мысль: мы подадим всем пример, ответив на атаки в христианском духе — с состраданием к злоумышленникам, помноженным на твердое сопротивление. Мы не намерены устраивать новый Крестовый поход, но видим, что сейчас самый подходящий момент для действий; события последних месяцев расшевелили даже мирных людей. Пока Европа на нашей стороне, давайте же направим этот гнев на возрождение чести наших предков.
Папа римский долго молчал, склонив голову, то ли размышляя, то ли молясь. Похоже, слова гостей его не убедили. Понтифик посмотрел на каждого из троих по отдельности, формально поблагодарил их, кратко благословив напоследок. Секретарь поднялся из-за стола — аудиенция завершилась.
Прелат, по праву епископа, остановил секретаря ледяным взглядом, и тот замер.
— Ваше святейшество, — произнес епископ, немало удивив папу, — позвольте и мне высказать пару мыслей. — Не дожидаясь разрешения, он продолжал: — Недавно я был во Флоренции, в родном городе, который я давно не навещал. Там случилось вот что: мусульманские иммигранты разбили палатку в знак протеста за то, что итальянское государство не предоставляло им гражданство. Палатка стояла напротив кафедрального собора, гениального творения Филиппо Брунеллески, рядом с баптистерием, двери которого отлил Гиберти.
[62]Внутри палатка была обставлена как убогое жилье, с матрасом для сна и для прелюбодеяния. Из печей шел дым и смрад. Государственная служба электроснабжения даже провела им электричество. Муэдзин регулярно зазывал на молитву правоверных. Эти мусульмане мочились на баптистерий, и вонь их испражнений мешала войти в Сан-Сальваторе-аль-Монте, церковь эпохи Раннего Ренессанса. Мы не разбиваем палаток в Мекке, не поем «Ave Maria» у могилы Мохаммеда. Станем ли мы мочиться на стены их мечетей? Испражняться у подножия минаретов? Станем ли осквернять их святыни, зовя христиан к оружию и цитируя призывы к ненависти из Писания? Никогда! И знаете почему? Из-за бремени белого человека. Мы не претендуем на превосходство белой расы, не колонизируем и не цивилизуем страны, где живут темнокожие люди. Но мы несем на себе это бремя, и лишь немногие из нас осознают его. Мы относимся к нашим заблудшим братьям терпимо, надеясь, что они выучатся у нас тому же. Разве это не отдает самодовольством? Насколько выше мусульман мы ставим себя, принимая, что мы лучше, и потому долг наш — научить их нашим ценностям, впустив в свои страны и позволив расселиться там и оскорблять нас сколько заблагорассудится?