Когда Грейс и Лэз поженились, ее родители подарили им двенадцать лампочек «дюро-лайт» — для столовой. «Будут гореть до двадцать пятой годовщины вашей свадьбы», — пообещала мать Грейс, поцеловав дочь в щеку. При подобных проявлениях нежности, выходивших за рамки сценария, Грейс внутренне сжималась. «Ставлю на лампочки», — подмигнул отец. Грейс понимала, что сказанное относится скорее к неколебимой вере отца в продукцию «дюро-лайт», чем к какому-нибудь изъяну в ее брачном союзе.
В ноябре должны были отмечать пятую годовщину. Грейс и Лэз были одной из тех парочек с апломбом, которые назначают свадьбу на конец недели после Дня Благодарения, вынуждая всех ближайших друзей и родственников, объевшихся накануне пирогами с начинкой из каштанов и орехов-пекан, явиться при полном параде. «Теперь меня можно катить, как бочку», — шутил, распуская ремень, Кейн, самый давний друг Лэза, однако и он воспарял духом после нескольких «космополитенов». Зато дату их свадьбы трудно было забыть. И оставалось-то до нее всего три недели.
Лэз не показывался с самого Хэллоуина. Уже не впервые он уезжал без всяких объяснений, но раньше то было на ночь, на пару дней, самое большее — на неделю.
Она помнила день, когда он уехал — то, как внимательно он изучал стоявшую перед ним тарелку с кукурузными хлопьями, словно хотел что-то там вычитать. «Грейси, я скоро вернусь». Он ушел так, будто собирался зайти в банк, купить «Санди тайме» (хотя у них и была подписка) или выгулять собаку (которой у них не было). Обычные «пока-пока».
— А сеньор Брукмен уехал? — спросила у Грейс Марисоль, их служанка, в пятницу после исчезновения Лэза.
— Да, — ответила Грейс. До этого она всегда покрывала его: звонила его издателю, переносила назначенную на вторник игру в сквош, отказывалась от приглашений, которые сыпались как из ведра именно в те дни, когда он отсутствовал. Однажды она даже издала какую-то из его статей, про которую позже издатель сказал ему, что это одна из лучших его работ. Возвращаясь, Лэз бывал всегда таким милым; он на руках относил ее в спальню и заставлял забыть о своей отлучке.
И Грейс без колебаний добавила:
— Но он вернется в воскресенье.
— Тогда к его возвращению я приготовлю крем, который он так любит.
— Уверена, ему это понравится, — машинально ответила Грейс. Марисоль готовила потрясающий крем с карамелью. Лэз любил уплетать его ложками еще теплым, прямо из миски.
— Теперь можно и умереть спокойно, — говорил он Марисоль, целуя ей руку.
Грейс не собиралась притворяться так долго. Она полагала, что Лэз вернется через несколько дней и все снова войдет в нормальное русло.
