Грейс просунула палец под оберточную бумагу и вытащила книжку. Это был потрепанный, исцарапанный экземпляр «Обломова», принадлежавший мистеру Дубровски. Грейс не имела ни малейшего представления, как он попал к ней, и тем более — как вернуть его владельцу. Она швырнула книгу на покрывало. Обломов снова очутился в постели.
Если, конечно, как бисквиты с изюмом, он не попал к ней сам собой. Грейс предпочитала не знать, кто его послал.
— Я рада, что они ему понравились, — сказала она матери.
Неделю спустя после первой операции отца и за три дня до сочельника Грейс решила, что настало время сказать родителям правду.
— Чем обязаны такому приятному событию? — спросил отец, открывая дверь. Он был в пижаме и застегнутой сверху донизу рубашке.
— Что же ты сначала не позвонила? — спросила мать, выбегая в переднюю и развязывая фартук. — Нас могло не быть дома.
— Мы дома, Полетт. Целую неделю ты выпускала меня только к докторам.
— Как ты себя чувствуешь, пап?
— Замечательно. Доктор говорит, что со дня на день я вернусь в форму. Буду как новенький, даже лучше.
— Давайте присядем, — попросила Грейс. — Мне надо вам кое-что сказать.
— Конечно, моя милая, — ответила мать. — Я тут варю супчик из индейки для папы. Оставайся, пообедаешь.
Грейс с родителями прошли в гостиную и сели на кушетку. По комнате протянулись тени, солнце садилось. Грейс начала рассказывать о случившемся за последние три месяца, на этот раз в полном варианте. Слушая, Милтон глубоко вздыхал и хватал жену за руку, которую та отдергивала, поправляя прическу.
— Нет смысла говорить, как мне жаль. — Грейс помолчала и добавила: — Это ничего не облегчит и никого не избавит от боли. Но мне жаль. Простите. И я очень люблю вас обоих. — Когда она закончила, все трое остались сидеть молча.
— Он вернется… он не оставит нас, — сказала наконец мать. — А мы будем вести себя, как будто ничего не случилось.
— Я больше не могу так, — спокойно ответила Грейс. Отец начал всхлипывать, закрыв лицо руками. — Что, пап? — спросила Грейс, придвигаясь ближе и положив руку ему на плечо.
— Я ничем не могу тебе помочь, — ответил он сквозь слезы.
— Все в порядке. Мне больше помощь не нужна. — Грейс протянула ему пачку бумажных носовых платков. Он взял один.
— Как же мы скажем Берту и Франсин? — спросил он, сморкаясь.
— Пока не будем их втягивать. Ничего еще не ясно, — сказала мать.
Грейс посмотрела на родителей. Она понимала, что они не готовы увидеть, чем кончится дело, и пока это было все, чего можно было от них ожидать. Пока. Но она также понимала, что от нее требуется большее.