«Крошка» красиво смотрелась на буфете. В столовой еще не поменяли проводку, и Грейс зажгла свечи.
— Почти как у Марты Стюарт, — заметил Кейн, восхищаясь очертаниями листьев, которые Грейс по трафарету нанесла сахарной пудрой на суфле. Грейс разложила по розеткам малиновое пюре — всем, кроме детей, которым больше нравился кленовый сироп, и липкие отпечатки чьих ладошек она позже находила на стеклах окон.
— А это что? — шепнул Кейн на ухо Грейс, беря свою розетку и указывая на блюдо с кремообразной белой смесью.
— Разумеется, знаменитая артишоковая подливка Франсин Шугармен, изготовления тысяча девятьсот девяносто седьмого года, хотя дата, может быть, и не совсем точная, — шепнула Грейс. — А если кто-нибудь предложит тебе вон тот оранжевый шар, не бери. Это сладкая запеканка из картошки с креветками, оставшаяся с прошлого Нового года.
— Бедняга Лэз — не сможет насладиться таким лакомством, — сказал Кейн. Грейс трудилась, переставляя приборы и меняя блюда, как подсказывал Кейн. — Он никогда раньше не пропускал День Благодарения. — Грейс обнаружила, что в буквальном смысле слова не может поднять на него глаз, и поняла, как странно, должно быть, выглядит она за своими занятиями. — Грейс?
— Минутку, Кейн, кажется, я забыла выключить духовку, — сказала она и выбежала из комнаты. На кухне было относительно спокойно до тех пор, пока Грейс не услышала долетавший из гостиной беспорядочный шум и не вышла взглянуть, что там происходит. Желтая остроконечная корона Вудстока, его клюв и глаза прижались к окну гостиной Грейс, словно пытаясь заглянуть внутрь, а тело его раскачивалось под сильными порывами ветра, пока люди, управлявшие воздушными шарами, старались выправить его. Грейс подумала, что стекло точно вот-вот разобьется. Ей позарез было нужно уцепиться за что-нибудь близкое и прочное — таковым оказался Берт Шугармен.
— Слушай, кажется, он хочет попробовать артишоковой подливки, — сострил Кейн, по счастью не услышанный Франсин Шугармен.
Грейс отпустила Берта и подбежала к окну, чтобы опустить жалюзи на случай, если стекло разобьется, но в этот самый момент Вудстока усмирили под приветственные крики, доносившиеся снизу, с улицы.
— У Брукменов никогда не соскучишься, — сказал Кейн.
Надеясь пробиться сквозь праздничный поток транспорта, большинство гостей ушло до того, как мимо дома проехал в своих санях Санта-Клаус. Кейн ушел одним из последних. Мать Грейс с Франсин деловито упаковывали остатки с праздничного стола. В передней Грейс сняла с вешалки пальто и шарф Кейна, а он поцеловал ее в щеку.