— Жду тебя сегодня вечером, — напомнил он. — В этом году мы просто обязаны сделать это как можно скорее.
Грейс совершенно позабыла об их традиции — выбираться куда-нибудь после Дня Благодарения и играть в «кто больше выпьет», чтобы снять напряжение от кухонных и семейных перегрузок. Мысль остаться наедине с Кейном показалась ей чудовищной.
— Непременно. Повеселимся не хуже, чем с ним.
— Вот это мне по душе, Грейси, — сказал Кейн, целуя ее в другую щеку. — Итак, в девять. В «Бочонке».
— Договорились, — ответила она. — Настоящее свидание.
Закрыв за Кейном дверь, Грейс прислушалась к доносившемуся с кухни разговору.
— Половина суфле осталась. Какая жалость! — сокрушалась Франсин.
— Его и не заморозишь хорошенько, — поддакнула мать Грейс. — Крошится.
— Какое варварство, — вздохнула Франсин.
— Говорила я ей — сделай вафли. Подогреть вафли проще простого.
Приводя в порядок стоящий у окна диван, Грейс почувствовала, как тянет холодом от рам. Она прижала ладонь к стеклу. Стекло было ледяное. Даже не нужно было смотреть канал «Погода»: она чувствовала холод каждой своей клеткой.
Грейс пропустила через мясорубку две чашки грецких орехов и добавила их к растертой клюкве. От орехов смесь загустела, чего она и добивалась, потому что по рассеянности купила всего один пакет клюквы. После праздников эта штука будет выглядеть не такой уж неудобоваримой, а может, наоборот — в зависимости от того, вернется к тому времени Лэз или нет.
Она надела коричневые кожаные брюки, которые подарила ей мать Лэза; со стороны Грейс это было знаком исключительной вежливости, поскольку старшая миссис Брукмен собиралась присоединиться к ним на празднование Дня Благодарения. Натягивая брюки, Грейс почувствовала некое неудобство, и ей пришлось втянуть живот, чтобы застегнуть ремень. Брюки сидели в облипку, но она надевала их в первый раз и подумала, что за день они растянутся.
Готовясь к первой встрече с Нэнси Брукмен, родители Грейс хлопотали так, будто собирались принимать особу королевских кровей. Мать Грейс сделала прическу и маникюр не в своем обычном салоне у Ренаты, расположенном в двух шагах от дома, а у Федры и Фредерика Феккаи и купила новый наряд. Она даже подрядила себе в помощницы Марисоль, повязав ей вокруг талии белый накрахмаленный фартук. Отец Грейс открыл бутылку коньяка 1917 года, который подавался в суженных кверху бокалах «баккара», полученных родителями после того, как они открыли счет в «Эппл банке». Берт весь вечер говорил с каким-то странным, вроде бы европейским акцентом, как если бы он закончил школу где-нибудь в Бомбее. Единственным человеком, на кого Нэнси Брукмен не произвела впечатления, была Франсин, весь вечер отпускавшая шпильки в ее адрес.