Проснувшись, мигом вскочила с кровати. Подлетела к двери и забарабанила по ней кулаками.
— Сейчас!.. Да сейчас! — раздался снизу недовольный голос Рональда.
— Что так стучишь? — набросился он на нее. — Как будто…
— В туалет хочу! — оборвала его Лиманова.
Приведя себя в порядок, она направилась в кухню. Рональд приготовил завтрак и сидел за столом. Милла села напротив и, глядя ему в переносицу, как советуют психологи, сказала:
— Послушай, мой друг заплатит тебе выкуп. Сколько ты хочешь?
Бледные тонкие губы Дженсона медленно растянулись в омерзительной улыбке.
— Нисколько, — нарочито кротким тоном ответил он.
— То есть? — надменно приподняв бровь, переспросила Лиманова, показывая, что не пасует перед ним.
— От твоего друга мне ничего не надо.
— Не понимаю! — воскликнула Милла. — Тебе что, не все равно от кого получать деньги?
— Нет, не все равно. Это вранье, что деньги не пахнут. Пахнут! Еще как! Мне совершенно ни к чему, чтобы на островах узнали, чем я промышляю. Я возьму деньги у твоего друга, и такой пойдет душок… У меня прибыльный бизнес, но он, к сожалению, считается незаконным. Так было не всегда, — поспешил уточнить он. — Были времена!.. Были!.. — прищуриваясь, словно желая увидеть «те времена», говорил он. — Торговля людьми процветала.
— Но ею занимались только отъявленные негодяи.
Дженсон усмехнулся.
— Ее занимались люди с широкими взглядами. Человек — это такая же вещь, как вот этот стол, стул, — ударил он ладонью по столу и, приподняв стул, с грохотом поставил его на место. — В мире, где нет свободы, все подлежит продаже.
Улыбка Дженсона насторожила Миллу. Угол его рта стал конвульсивно подергиваться.
«Псих!» — заведя руку за спину, чтобы успеть выхватить из-за пояса нож, подумала она.
— У тебя произошел сдвиг во времени, — попыталась вернуть его в реальность Милла. — Сейчас нет рабов. Очнись! Ты же гражданин Соединенных Штатов…
Рональд расхохотался до слез.
— А разве там нет рабов? Навалом! И, между прочим, они гораздо хуже, чем прежние! Раньше рабы хотя бы душой восставали против неволи и подчинялись только для того, чтобы избежать побоев и смерти. Мы же подчиняемся даже душой. Ненавидим своих работодателей, но улыбаемся им и выполняем все их прихоти. Мы для них существа, созданные Природой специально для их услуг. Поэтому каждый мечтает разбогатеть, чтобы хоть таким образом приобрести иллюзорную свободу. Исковерканные судьбы… Переполненные тюрьмы… Потому что не хватает жизни, чтобы честно заработать. Они, — он криво усмехнулся, — придумали для нас жизнь в кредит. Разве это не завуалированное рабство?.. Не внесешь вовремя взнос, и тебя упекут в тюрьму, объявив несостоятельным. Одни будут тебе воровато выражать сочувствие, другие, завидев тебя, поспешат перейти на другую сторону улицы. Женщина, которую любил, даже не снизойдет до утешения. Лишь презрительно бросит: «Неудачник!» И что тогда сможет поддержать отвергнутого обществом человека? Только благословенное чувство мести! Вернуться, когда о тебе думать позабыли, и сразить тем, что совершенно не изменился за долгие годы. — Рональд провел рукой по лицу и в задумчивости повторил: — Совершенно не изменился. Купить дом в квартале, по которому они проезжают, затаив дыхание, и жениться на девушке из респектабельной семьи.