Над пальмами, устремляясь к удивленной луне, взлетел голос. Он жаловался, молил, гордо замирал на высокой ноте, а потом срывался вниз…
Один великий джазист сказал: «Блюз — это когда хорошему человеку плохо».
На эстраде, освещенной перекрестным светом голубого и серебристого софитов, в длинном черном платье, с розой в темных волосах, на высоком стуле сидела женщина и, аккомпанируя себе на гитаре, пела странную песню, от которой у Мигеля переворачивалось сердце. Он не понимал слов, но чувствовал, что тому, от имени кого поет певица, плохо, очень плохо… «Наверное, это такой русский блюз», — думал он.
В пустом ресторане под стеклянной крышей зрителей было всего трое: Тони, хозяин гостиничного комплекса на острове, не забытом ни Богом, ни людьми, его друг и помощник Микки и бармен Мигель.
По щекам Тони текли тонкие струйки слез. Он изредка, словно соглашаясь, кивал: «Да!.. Именно так!.. Да, это можно назвать русским блюзом. Когда хорошему человеку не просто плохо — жить не хочется».
Последний аккорд взметнулся в сверкающее звездами небо и унес русскую тоску в другие галактики…
Огни, огни… Лица, лица… новые и хорошо забытые старые… Объятия, радостные возгласы.
— Тони! Ты в Москве!.. Не пожалеешь! Соскучился?!. Сколько же мы не виделись!
Тони, худощавый, среднего роста платиновый блондин отвечал, несколько растерявшись от столь бурного проявления эмоций, вызванных его приездом:
— Пять лет. Но они пролетели, как один день. — И он грустно посмотрел в лицо одного из приятелей.
— Мы сейчас немного развлечемся. Ночью в Москве не бывает скучно.
Окруженный друзьями, приятелями, бывшими, но не забывшими его поклонниками, Тони переезжал в шуме, гвалте, залпах салютов от вылетающих пробок шампанского из одного ночного клуба в другой. Днем отсыпался, хотел заняться делами, но его перехватывали, и благие, серьезные намерения откладывались на завтра, которое в точности повторяло все прошедшие дни.
— Где Милла Лиманова? — спрашивал он каждого, с кем проводил время.
— А кто это?..
Тони, чуть сощурившись, пристальнее вглядывался в лицо ночного попутчика.
«Э, да ты брат, видно, совсем еще юнец, если не знаешь Миллы Лимановой». Но не оставлял свои попытки.
— Лиманова? — переспрашивали его. — Это та, что ли…
— Та! Та! — взволнованно подтверждал Тони.
— … которая, — продолжал выяснять кто-то из собеседников, — здорово пела. И даже джаз.
— Ну! — на лице Тони застывало выражение тревожного ожидания.
— А! Как же! Помню!.. Это же она пела… — и тот начинал мурлыкать джазовую мелодию.
— Да! — терял терпение Тони. — Где она?
