Она отвела глаза, и, хотя ей безумно хотелось пойти за ним, а все ее тело каждой клеточкой хотело его, тоненький, едва слышный голосок благоразумия говорил ей, что он хочет ее сейчас, но он не ждал ее, не искал всю жизнь, как свою половинку, и прекрасно сможет жить и без нее.
Она уперлась руками в его грудь и с силой отстранила, хотя больше всего на свете ей хотелось броситься ему на шею.
– Нейт, послушай. – Ее голос прозвучал немного хрипло.
– Что, Саския? – Он, кажется, удивился.
– Я не думаю, что это будет благоразумно.
– К черту благоразумие.
Собрав остатки воли, она сказала:
– Я не уверена, что должна это делать. Прошу тебя, выслушай. Я всю жизнь считала себя самостоятельной, умной, ведь я на год раньше окончила школу с отличием, где всегда была первой по математике, получала награды по прикладной математике и умела рассчитывать свои шаги. Я умею анализировать. Это моя профессия, и сейчас думаю, мы должны остановиться. Давай расстанемся, пока не поздно. Я не хочу осложнений, у меня их было достаточно в отношениях с мужчинами. Мне не везло, хотя, возможно, в этом была виновата я сама. Ты не находишь, что сейчас вполне подходящее время, пока мы не перешли черту?
Но он не только не отодвинулся и не ушел, а снова прижал ее к себе. Его запах, жар сильного мужского тела, пронзительные голубые глаза… Она сошла с ума… Нельзя поддаваться слабости. И вот какой-то защитный механизм уже включился внутри, она постепенно выплывала из горячечного тумана.
– Дело в том, что все это не настоящее.
Он возразил:
– Нет, черт побери, все это глупости, во всяком случае, для меня ты – самая настоящая.
– А для твоих друзей?
Он взглянул на нее так, как будто она задавала бессмысленные вопросы. Но как раз в этот момент ее голова была трезвая, как никогда. Она уже утратила пьянящее чувство головокружительной радости. Потому что поняла.
– Скажи, они знают правду о нас?
Если он и смутился, то не подал виду.
– А какое это имеет значение?
– Они знают?
Он тряхнул головой, как будто отгонял навязчивую муху, и отвел глаза. Потом неохотно признался:
– Гейб знает.
– И что он думает обо всем этом?
Он снова посмотрел на нее, и, хотя в глазах еще не остыл огонек желания и нетерпения, из глубины пробивалось что-то похожее на стыд и отчаяние.
– Он считает, что я – осел. Но его сейчас сразила любовь, и он настолько не в себе, что не способен трезво мыслить. Гейб очень изменился, стал совершенно другим, совсем не похож на прежнего гуляку Гейба. – Он отодвинулся, отпустил ее, морщась, провел рукой по затылку и нахмурился.