«То была открытая классовая драка, — размышлял Пирогов. — Стенка на стенку. Ну а эти-то?.. Эти какой класс?.. Осколки! Ремки, а туда же…»
Беспокойно на душе. Будто он, Пирогов, лично виноват в случившемся. Не доглядел. Позволил…
Близко к вечеру они прибыли в Муртайку. Отсюда Корней Павлович намеревался пройти по следам юных старателей, подняться на гору, с которой открывается вид на речку, берущую начало под землей у входа в логово. Игушева, рассуждал он, преследуя бандитов, ушла далеко от дороги. Не подозревая о «хвосте», бандиты довели ее до места, где начинаются «собственные их владения». Таким образом, решив идти к Пурчекле, Пирогов рассчитывал именно в ее окрестностях встретить и Оленьку и поисковиков.
Не успели они привязать лошадь и войти в Совет, как туда потянулись парни, старики неторопливые. Человек десять собралось. С ними худенький шустрый Черномор — старый партизанский командир Илькнн.
— Иль гостить, иль судить к нам? — Уставился на важного «городского» Брюсова: по обличию высокий начальник, а в руках трехлинейка без штыка, с потертым ложем.
— Сразу быка за рога. А того нет, спросить, давно ли путники ели последний раз.
Илькин снова покосился на Брюсова.
— Так оно не вещь — спросить, только курятина наша больше из-под дуги.
— А нам легче и не надо.
Илькин отправил парня на бригадную кухню.
— Требуется ваша помощь, товарищи. — Достал карту. — Надо наглухо перекрыть не только дороги, но и возможные выходы на дорогу. Тут, тут и тут! Желательно, чтоб в заслон пошла не только молодежь. Требуются опытные стрелки.
— Пошто так мрачно говоришь? — спросил Илькин. — Иль верно немцы в Оби пароходами побывали?
— И вы трепом живете. Какие немцы? Бандитов надо подержать в мешке. Денька два. Может, три. До отбоя.
Илькин глаза закатил к потолку, что-то посчитал в уме.
— Раз надо, подержим. А сам-то ты загонять идешь?
— Если получится.
— Смотри, — снова глянул на Брюсова. — Вот чо скажу я тебе: ежлив ты на Васькины хоромы думаешь итить, то остерегись, как бы не припрятан там пулемет был. В тридцать втором прижали Ваську под Кожой. Милиция и красноармейцы. Князь врезал из двух пулеметов и пробился из колечка.
— Отчаянный народ был, эти васьки. Послушать, так они не теряли надежды повернуть Россию вспять.
— Поди, надеялись. Как же еще, поди!..
«И теперь надеются… Тот, кто в первую военную ночь обелиск со звездой свернул. И тот, кто в горы ушел, спрятался, оружие достал не отечество защищать, а грабить, тыл наш ворошить. Тот, кто остановил машину с продуктами для рабочих, добывающих оборонную руду. И тот, кто увел корову у Якитовой, овец, поросенка, теленка, двух лошадей из Покровки, Коченева, Кожи, Муртайки, Сарапок, Ржанца… Тот, кто набил в поле металлических штырей, понимая, что негде взять новые жатки, а хлеб — вот он, налился, созрел. И тот, наконец, кто слухи распространяет о Турции, о Японии, о пароходах в Оби.