Позже к нему несколько раз подкрадывалась знакомая тошнота, сбивалось дыхание, но это скорее походило на приступ малокровия, нежели на астму.
И вот она вернулась с каким-то новым оттенком.
«Но разве не так было под Харьковом? Будто кипятком… Крупным наждаком по больному пересохшему горлу… Там это, помнится, был дым…»
Долго сидел он, боясь пошевелиться, чтоб не разбудить притихший кашель. Одиночество никогда особенно не угнетало его, и он предавался самым неожиданным мыслям и воспоминаниям.
Ночь перевалила за половину, пошла на убыль. Похолодало. Задранный на голову плащ не прикрывал ног. Брюсов взглянул одним глазком на небо и увидел плотную ровную синеву. Такую синеву он видел, когда дежурил близ кладбища. Примерно за два часа до рассвета небо над головой, оставаясь темным, вдруг начало излучать из своих глубин невидимый свет. Странное, необычное было это состояние в природе.
По договоренности надо было будить Пирогова.
«Но если он отправит меня домой, у него не останется никаких шансов отдохнуть в ближайшее время, — рассудил Брюсов, радуясь своей находчивости. — Пусть же он хоть выспится».
Корней Павлович сам проснулся, сбросил одеяло. Уже было почти светло.
— Что же вы? — спросил с укоризною.
— Не мешайте эксперименту, — отозвался Геннадий Львович, водя носом вдоль по долине, лежащей у подножия их «горки». — Вы можете мне объяснить — не царапает совсем!
— Вы о чем?
— Так ведь нет кашля! Вчера вечером и ночью какие-то запахи раздражали горло. А теперь — нет… Я думаю, не был ли это дым.
— Дым?
— Да. У меня аллергия на дым. На дым от травы… Так бывало много раз… И под Харьковом… Особенно под Харьковом. Я вам рассказывал.
— Погодите, Геннадий Львович. Погодите! Старики, помнится, говорили что-то… Да, долина перед Пурчеклой сырая… И в ней полно гнуса, мошки. Большаков тоже упоминал об этом.
— Может, и говорил, да я не придал значения.
— И ребята говорили: мошка в нос, в рот лезет… Чем защититься от нее? Да дымом же!.. И именно таким, когда огня не видать, а густой дым. Полынь, лебеду, еще что-то в дымокур кладут.
— Но за всю ночь я не почувствовал здесь мошки.
— Она на горе не водится. Гору обдувают ветры, солнце сушит. А внизу все условия… Геннадий Львович, если наша фантазия подтвердится, ваша аллергия будет достойна медали.
Посинело, поголубело небо. Брызнуло из-за гор солнце, горячее, веселое, беззаботное, пробежало янтарным светом по вершинам, склонам, стекло к подошвам, озарило буйную зелень по долине.
Пирогов вышел из кустов, глянул вниз и сразу увидел в горе напротив черную щель, похожую на рот, под густыми кустарниковыми усами, белую крутящуюся речку, падающую из нее и убегающую в узкий горный распадок.