Ощущение ото было так сильно, что Корней Павлович помимо воли достал револьвер, проверил патроны, взвел курок. Далеко! Да и не выход, не метод это. Не та задача.
Он и Брюсов первыми увидели сверху Козазаева. Идя по хребтине отрога, Павел оказался прикрытым неровной кромкой горы от глаз засады. Геннадий Львович от неожиданности чуть не вскочил на ноги: эге-ге-гей. Пирогов вовремя одернул его.
Павел выбежал на стык долины и распадка, стушевался, потому что не предполагал такого. Утерев «куклой» лицо, он огляделся и увидел вдали давешнюю лошадь, человека возле нее. Не предполагая спланированного коварства, Козазаев сделал знак — за мной! — и начал спускаться в долину. За ним, и даже временами опережая, легко скользил парень с берданкой наперевес, следом, ступая по склон; бочком, шла Варвара, и замыкал эту неровную цепь резервист.
«Почему они здесь? Что произошло там, у створа?» — не зная, радоваться или сердиться, терялся в догадках Корней Павлович.
— Брюсов! Вы не заснули?
Козазаев уже достиг почти дна равнины, когда Геннадий Львович боязливо прижался щекой к ложу. Кончик ствола винтовки подрагивал.
— Что ж вы?
Выстрел прозвучал, как удар грома над головой. Нет, еще громче и страшней, потому что никто не ожидал его. Да еще с той стороны. Эхо не перестало колотиться о крутые склоны гор, а Брюсов снова нажал на спуск. Выше «усов» взметнулась светлая пыль. Пуля попала в камень, искрошила его, обозначила цель. Засада поняла, что раскрыта, «вспорхнула» из-за ненадежного укрытия, бросилась к пещере, под защиту толстого камня.
Выстрелы напугали и Павла и его группу. Пальнув на звук, он метнулся к подножию горы, ища «мертвую» зону. И тут увидел убегающую засаду. Призывно махнув рукой, он бросился наперерез, снова выстрелил дважды.
Пирогов рывком сбросил фуфайку, прямо через куст вывалился на склон. Волоча одну ногу, как якорь, он быстро переступал второй и, увлекаемый крутизной, помчался вниз, размахивая двумя револьверами и крича, просто крича, для шуму и паники. В него стреляли. Он видел это. Стреляли от пещеры, в промежутках между словами и жестами, из которых можно было вывести, что широкоплечий настаивал на бегстве атамана, а тот упорствовал, считая это преждевременным или неудобным для него вообще. Он был самоуверен и давно не бит крепко.
А паника катилась уже по долине, и тс преданные атаману силы, которые выводил он на деревни, на дороги, вдруг обнаружили животный страх перед неизвестностью, свалившейся на них. Бежала от распадка засада. Подхватился и несся с юношеской расторопностью белобрысый, раскачиваясь из стороны в сторону под тяжестью длинной винтовки и держа направление к лошади.