— Стрелял.
— В кого? — Пирогов машинально проследил взглядом направление вытянутой руки. Там вверху стояли лошади. Чуть правее — все еще не пришедший в себя Яшка. А сбоку от него и на полшага сзади — девушки в синих милицейских гимнастерках, черных форменных беретах. Выше их по склону зеленели молодые осинки. Они шевелили листьями, будто обсуждали шепотом случай.
— В себя он стрелял, — сказал врач Бобков. — Смотрите за ухо.
Место это было студенисто черным, бугрилось, как пенный нарост.
Пирогов отвернулся, едва сдерживая тошноту. Ему еще не приходилось сталкиваться с такими трупами.
— Составляйте протокол медицинского освидетельствования. И поднимайте, — сказал Кречетов и, тяжело налегая руками на колени, медленно пошел вверх. Пирогов заторопился следом. Ошеломленный, он забыл, как еще вчера, прежде чем позвонить в управление об исчезновении Ударцева, он заподозрил вдруг, что с Михаилом приключилась беда, именно такая — крайняя, непоправимая. Других объяснений Пирогов не видел и уже не допускал. Старший лейтенант был строг, педантичен, скорее службист, нежели не знающий узды своевольник… Но это было вчера, и как не готовился Пирогов к худшему, где-то глубоко, точно уже присыпанная землицей, теплилась крошечная надежда на чудо. Чуда не произошло.
Кречетов ступил на дорогу. Не оглядываясь, обошел ходок и таратайку, Яшку обошел и перепуганных девчат. Молча остановился лицом к осинкам. Было слышно, как тяжело дышит он после подъема. Корней Павлович быстро догнал его и уже бок о бок они двинулись дальше. Дорога в этом месте делала поворот. Точно не видя его, Кречетов прошел прямо, оказался на кромке, с которой начинался головоломный скат. Далеко под ногами темнела, набирала вечерние цвета долина.
— Н-да-а, — сказал он, вглядываясь в подножие горы. — Один зевок — играй Шопена[1].
Лицо его при этом оставалось непроницаемым, а голос назидательно скрипучим, даже немного раздраженным.
— Как же так-то? — убито спросил из-за спины Пирогов.
— Что — так-то?
— Это… Все… Все вообще…
— Что — вообще?
Корней Павлович понял, что вопросы его бестолковы и не ко времени. Замолчав, он стал тоже разглядывать склон выше дороги. Кречетов постоял на кромке, сделал шаг назад.
— Измерьте ширину дороги. Здесь… И еще пару раз через десять шагов.
Пирогов торопливо вынул из сумки складной плотницкий метр, присел на корточки.
— Два метра с… Примерно двадцать сантиметров, товарищ капитан.
Кречетов, ничего не сказав на это, валко переставляя ноги, направился к лошадям. Пирогов следом отсчитал десять шагов, промерил дорогу. Получились неполные два метра.