— Вы не помните, чем закончилось это… заявление? — спросил Пирогов, протягивая Ирине Петровне письмо Сахарова.
Она взяла бумаги, вглядываясь в них, будто машинально вошла в кабинет. Озадаченный Корней Павлович пятился, пятился от нее, пока не уперся задом в стол.
— Михаил Степанович не выносил в коридор деловых бумаг, — сказала негромко Ирина Петровна, но в голосе ее слышалось назидание. Пирогову стало неловко за свою оплошность.
— Надо привыкать. Не стесняйтесь приглашать к себе секретаря. И милиционеров — тоже. Вы ж… — Вскинула глаза к потолку, показывая, какой величины он. — Что касается их, это ваше дело. А со мной так.
Он обещал запомнить урок. Повторил вопрос.
— Сколько я помню, Михаил Степанович верил в возможность такой разведки.
— Почему вы так думаете? Он говорит об этом?
— Он никогда не говорил о своих делах. Но я помню, что спросила у него однажды, не спишет ли он письмо Сахарова в архив… А Михаил Степанович ответил, что ему не все ясно, пусть стоит на контроле.
— И вы решили, что он верит Сахарову?
— Верит в возможность…
— Но ведь это невероятно! Столько километров! Такая точность!
— А если шар запустили в нашем районе? — живо спросила она. — Он взлетел, сфотографировал рудник и снова сел.
Довод поразил Пирогова простотой и реальностью.
— Это вам Ударцев сказал?
Она отвернулась.
— Виноват… Значит… Встречался ли Ударцев с Сахаровым?
— Я видела его после письма… Михаил Степанович приглашал его. И не один раз…
— Выходит, Сахаров настаивал на своем?
— Да. Краем уха — не помню, зачем я приходила к Михаилу Степановичу во время их разговора, — я слышала, как Сахаров называл еще одного очевидца. Но тот оказался призванным в армию.
— А сам? — Корней Павлович постучал пальцем по письму, давая понять, кого он имеет в виду.
— Он не призывного возраста. Ему за шестьдесят. Побывайте в пожарном депо. Он конюхом там состоит.
«Орешек, — подумал Пирогов, оставшись один. — Ищи ветра в поле. Был да сплыл весь… А Ирина Петровна не без царя в голове. В угро бы ее. Ловко ввернула: с территории района… Докажи, что такого быть не может. Но тебе от этого только хуже. Только забот прибавится…»
Он прошелся по кабинету, остановился против окна. По залитой, солнцем улице, как воробьи, порхнули босоногие мальчишки. Он проследил за ними, и когда они скрылись за углом, вдруг почувствовал, что немного завидует им… Счастливый, беззаботный народ — пацаны. Вспомнил, как сам вот так же месил босиком пыль и грязь, лез в драки, не подозревая, что есть на земле куда важней хлопоты и что ждут они его, Пирогова, ждут не дождутся.