— Логично, — подумав, согласился Пирогов. Что-то настораживало и пугало его в рассуждениях капитана: толковый… кремень… упрям… горяч… На одной ноте. Не поймешь, одобряет или осуждает. — И рысь, и сурок — логично. Лошадь-то молодая была — факт. Но вот ведь… Когда мы хватились на другой день… Обзвонили все сельсоветы, колхозы, рудник… Никто не видел его. Тогда мы райцентр опросили. Человек двадцать. Тоже — никто… Вот я и думаю: неужели выстрел-то не долетел?
— Одиночный выстрел? Из револьвера? Он как хлопушка елочная. А со дна ямы и тот вверх ушел. Между селом и этим местом — вон, — капитан подбородком указал на склон горы выше дороги, — стена толщиной километров пять будет. Отсюда пушку не услышишь… И потом, твои колокола, похоже, еще что-то вызвонили?
— Не знаю, — помялся Корней Павлович. — Не могу в себя прийти.
— А ты приходи. Скоренько. И — пореже о своих переживаниях. Иначе сгоришь. В нашем деле все больно. За каждого не напереживаешься.
— Так-то оно так, — машинально согласился Пирогов. — Только… Только, если лошадь на скаку не взяла… Значит, он гнал… Торопил ее и сам торопился… А куда? Зачем такая спешка?
Кречетов насупился.
— Эти вопросы вправе задать вам я, — сказал суховато. — Вы — заместитель и должны бы знать, куда он спешил.
Корней Павлович не стал спорить. Что из того, что заместитель? Без году неделя — заместитель. Раньше не встречались близко. А Ударцев, не о покойнике будет сказано, и верно кремень был. Не горячий. Скорее молчаливый и скрытный. Не спешил он приближать Пирогова к себе. Даже откровенно держал на расстоянии… Может, приглядывался, изучал — со стороны-то видней. Или другое что-то носил на уме… Спроси теперь…
В райцентр они возвратились в сумерках. Бобков с понятыми и взволнованные девушки-милиционеры пошли в отдел. Заканчивать бумажные формальности. Пирогов и Кречетов — прямиком в домик, где находился кабинет Михаила Ударцева и непосредственно подчиненных ему: оперуполномоченного, инспектора Госпожнадзора и секретаря-машинистки. До февраля 1941 года уполномоченный НКВД и отдел милиции делили один дом на выезде из села. Но потом наркомат внутренних дел размежевался на НКВД и НКГБ. Работавший в районе Ударцев убедил соворганы, что разделение штатное предусматривает изоляцию двух самостоятельных теперь ведомств, и скоро «съехал» в новое помещение на задах райисполкома, в маленький домик с опрятными надворными постройками. В июле 1941 года НКВД и НКГБ были объединены вновь в народный комиссариат внутренних дел, что прямо объяснялось необходимостью централизовать руководство по борьбе с внешними и внутренними врагами в условиях тяжелейшей войны. Отдел милиции снова подчинился Ударцеву, а начальник милиции, оставаясь на своем месте, механически сделался его первым заместителем. Михаил сунулся было в исполком, но к тому времени в районе уже разместились военные заказы, производство требовало просторных площадей, и разговор не получился…