Старик еще говорил, а Пирогов начал двенадцатый круг и вдруг обратил внимание на то, что кучка песка, лежащая неподалеку, метрах в четырех, предназначенная для подсыпки на подъемах и крутых поворотах во время гололеда, не тронута совсем. Значит, в самом начале пожара шофер не пытался гасить огонь. А ведь это естественная человеческая реакция — воспротивиться стихии. Даже если потом, через минуту, станет ясно, что усилия тщетны. Но в первое-то мгновение он должен… Неужели старик-пожарный правду говорит?
В Ржанец Пирогов вернулся вместе с девчатами. Было уже поздно и темно. Последние километры они целиком доверились лошадям. Куда вынесут, куда вывезут. Те и вывезли потихоньку прямо к райотделу, во дворе которого был их дом — конюшня с высоким сеновалом под односкатной крышей.
Девчата поставили свою и пироговскую лошадь, напоили, дали сена и отправились по домам. Сам Пирогов зашел в отдел. Потянул за ручку, дверь открылась легко. «Что это они?» — подумал, помня, что с наступлением темноты его милиционеры запирались на задвижку и крючок. Дежурная, заслышав его, поднялась за барьером.
— Какие новости, Каулина?
Она смешливо фыркнула, наморщив нос.
— Я — Саблина, товарищ лейтенант.
Он сокрушенно помотал головой.
— Что мне с вами делать? Вы похожи, что ли?
— Раньше нас никто не путал. — Она улыбнулась, состроила глазки, будто знала что-то такое…
Из полумрака просторной, слабо освещенной комнаты выступила тучная фигура Брюсова. Он был по-домашнему без пиджака, в расшнурованных ботинках. В дальнем углу темнела кучка вещей: обвислый мешок с заплечными лямками, саквояжик, авоська с бумажными и тряпочными свертками.
«Вот почему не заперт отдел, — сообразил Корней. — А этот… смирно себя ведет».
— Товарищ Пирогов. — Брюсов подошел вплотную. У него была привычка или натура такая — давить, теснить собеседника своей массой. Корней Павлович встречался уже с такими людьми и — чего уж греха таить — недолюбливал их. — Мне бы несколько слов вам сказать, — продолжал Брюсов, почти наваливаясь на Пирогора.
— Пойдемте. — Корней Павлович отомкнул ключом кабинетную дверь. — Но, пожалуйста, короче. Если можно, в двух словах.
В кабинете стоял кисловатый запах непроветренного помещения. Пирогов откинул шпингалеты на окне, толкнул створки. Тотчас, опережая свежий воздух, влетела на свет мохнатая ночная бабочка, дала круг-другой вокруг лампочки, забилась о потолок.
— Я слушаю вас, — напомнил Пирогов, увидев, что Брюсов неожиданно увлекся бабочкой. — Или терпит до завтра? Скоро свет выключат, а мне бы хотелось еще посидеть немного.