— А мне подсказывали, что у Ударцева здесь зазноба была, — слукавил Пирогов.
Смердов брезгливо скривил рот. Корней Павлович решил было, что эта красноречивая гримаса предназначена Михаилу, но увидел вдруг, как построжели, сделались колючими смердовские глаза и понял, что сам напоролся.
— Это одна из рабочих версий, предложенная мне, — сказал поспешно.
— Я, может, не понимаю, что такое версия… Но ты плюнь в морду тому трепачу. Кто кого за глаза хулит, тот трусит его. Так я думаю… Ты ж сам знаешь, каким Ударцев был: не подступись…
— Видеть-то видел. Но на всякий роток не накинешь платок, — с облегчением и радостью отступил Пирогов. — Вы говорите, что последний раз Ударцев встречался с вами. Разговор не помните?
Смердов подумал. Желтое недужное лицо оставалось сосредоточенно мрачным. Прикрученный фитилек лампы едва теплился оранжевым огоньком. Казалось, он не столько освещал комнатушку, сколько сгущал, чернил тени в ней и под глазами, восточными скулами хозяина.
— Кражи его интересовали, — ответил уверенно, коротко, будто вызов бросил: дальше, мол, что?
— Кражи? А что, у вас есть кражи?
— Бывают.
— Я не встречал в бумагах Ударцева ни одного заявления… И потом, это больше по… по части милиции.
— А их и не было, заявлений-то… Он с каким-то прицелом… Так я понял… Собрал мужиков, баб, стал расспрашивать, как перед войной с воровством обстояло. Как последний год…
— Именно последний год?
— Да. С июня по июнь. Требовал все вспомнить.
«Так-так-так, — отмстил быстро Пирогов. — Кражи… За целый год… И как перед войной… Сравнивал?.. Сравнивал, похоже… Но для чего?»
— Что ж вы ему рассказали?
— Все как есть. До войны лет десять не было у нас краж. Ну если и стучалось, то по мелочи… Баловство больше. Ребята в огород залезут… Улей кто потревожит… Строго у нас с этим было. Вся к знал.
— А Ударцев?.. Ударцев-то что на это?.. На кражи?..
Смердов пожал плечами.
— Чего он скажет? В книжку — была всегда при нем такусенькая, — сложил указательный и средний пальцы, выпрямил, отчеркнул большим две фаланги. — В такусенькую вот книжку закорючек набросал. Потом полистал немного и промямлил так… Для формы, думаю, чтоб не молчать… Что-то вроде: у вас терпимо еще… Скорее всего он всем так говорил, чтоб не будить зверя… Такие шаньги.
«Ударцев ничего не говорил просто так. И не делал, — вспомнил Корней Павлович. — Надо повторить его ход. Не выявит ли он замысел. И все остальное: памятник, кражи…»
Потянулся до боли в мышцах.
— Когда встаем?
— В шесть.
— Значит, в полшестого. Мне тоже любопытно стало, что за кражи начались у вас с прошлого года.