Галочка одета в лыжный костюм, и все, что я могу ей предложить, — это снять шапочку. Волосы вдруг великолепно рассыпаются по ее плечам, скрадывая почти абсолютную круглость и невыразительность лица. Нельзя сказать, что она некрасива, однако, до привлекательности ей тоже далеко. Поздоровалась она с нами, почти ничего не выразив, но я подумал, что на ее месте я бы держался, пожалуй, не многим лучше. Садится она за стол, но Капленок берет ее за руку, как невесту, и усаживает в кресло, где она могла бы чувствовать себя более защищенной. Женя — он в этих делах разбирается.
Накладываю самого отборного винограда в тарелочку и подношу женщине, чтобы хоть чем-то ее занять.
— Спасибо, я не хочу, — говорит она глухим, как в трубке, голосом, и я вижу некоторые проблески смущения.
— Замерзли, наверно. Надо было сразу к нам зайти. Гулять сегодня не очень приятно.
— Ничего, я к морозу привычная, — отзывается она все так же бесстрастно, и я прикидываю, что за этим стоит.
Женя заходит за кресло, где сидит женщина, и кладет руки на ее крепкие плечи.
— Между прочим, Галочка ознакомила меня с достопримечательностями этого города, — говорит он слащаво. — Вечный огонь, Дворец спорта, прекрасная скульптурная галерея в центральном парке, сделанная в стиле женщины с веслом. Так что вы многое теряете, просиживая в номере.
Слободсков довольно громко хмыкает в своем углу.
— Это Валера, — киваю я в его сторону. — Он у нас гриппозник, мы с ним не общаемся.
— Что за мужики пошли! — громко возмущается Галочка, и Слободсков вдруг начинает остервенело кашлять, сморкаться и вообще издавать непонятные звуки.
Капленок садится на ручку Галочкиного кресла и принимается поглощать отборный виноград, который я помыл.
— Сейчас кофе поставлю. Вы не против? — предлагаю я.
— Я кофьем не увлекаюсь.
— Чай?
— Чайком балуемся.
— Ты последний посуду разбирал? — спрашиваю я Слободскова.
Он, наконец, встает с кресла, и мы идем в спальню.
— Потеха! Чай горячий пью, а пузо холодное, — бурчит он, как бы продолжая нашу гостью. Затем он перекладывает из пиджака, висящего на спинке стула, деньги и документы в карманы брюк и уходит смотреть телевизор в фойе этажом ниже. Я включаю электрочайник, незаметно киваю головой Капленку, и мы выходим в коридор.
— Кончай ты это дело. Вы же в разных «весовых категориях».
— Да ладно тебе.
— Да не ладно.
— А-а, — машет он рукой и исчезает за дверью.
Спустившись этажом ниже, я нахожу Слободскова и сажусь рядом. В фойе два телевизора, и вся командированная публика разделилась на два лагеря. Напротив телевизора, показывающего хоккей, устроились всего трое мужчин лет около сорока. Молодежь, человек двадцать, расположилась в другом конце досматривать развлекательную программу. Мы тоже сдвинулись поближе к молодежи.