Маму он видел только по вечерам и по воскресеньям. Когда она возвращалась с работы, чаще всего он был уже в постели и, согреваясь под пахнущим телесным теплом одеялом, смотрел на ее усталое и красивое лицо в свете вечерней лампы. Он смотрел, улыбался, и так засыпал.
Бабаню он тоже, конечно, любил, но они были вместе целыми днями, а разговоры с ней получались какими-то досадными. Спросит он:
— Бабаня, а почему редиска снаружи красная, а внутри — белая?
— Так, сынок, бог сотворил. Ты бы шел да умылся, как следует. Вон уши-то! Ты ими что, грядку оглаживал? Иди, говорю, умойся, а то бог возьмет да накажет.
— Ну, как накажет? — дерзил Мишка.
— Картошки в ушах насадит, вот как!
Все бог, да бог у нее. А им еще в первом классе строго-настрого сказали: никакого бога нет. На самолетах, мол, все небо обрыскали — нет нигде. Но бабаня, она упрямая, возражает:
— А может, он на луне?
И не знает, что всю луну в телескоп осмотрели.
Коза Милка была просто скучной белой козой, кошка Нюра снабжала котятами всю улицу и только этим была занята, а вот с Флюрой у Мишки была тайная дружба. Тайна тут была необходима. Настоящими-то Мишкиными друзьями были пацаны с улицы. И они не знай как задразнили бы его, прознай про это.
Флюра, светловолосая и голубоглазая татарочка, очень любила выдумки, но выдумывать сама как бы ленилась. А Мишка, напротив, хотя и перешел с грехом пополам в третий класс, запросто превращал несколько брошенных на просушку горбылей в трехмоторный бомбардировщик и, главное, уважая девчоночью слабость, позволял Флюре брать с собой в полеты куклу Розу, и не слишком круто пикировал на фашистские танки. Симпатия между ними в общем была взаимной.
Конечно вряд ли эта тайна осталась бы тайной для вездесущих и пронырливых мальчишек, но дело в том, что между их дворами не было забора. По меже, правда, рос крыжовник, и Мишкины родители обирали его с одной, а Флюрины с другой стороны. Наигравшись с пацанами, он пробирался из своего двора к Флюре, и подолгу они сидели на согретых за день досках старого кривого крыльца.
Мишка, к примеру, вдохновенно врал, как однажды он не просто видел парад, а и сам шагал рядом с настоящими солдатами, да так в ногу, что ему дали за это подержать в руках настоящую золотую саблю!
Они сидели так, пока мурава возле крыльца не превращалась в ряды марширующих солдатиков и пока бабаня не шумела ему со своего порога:
— Ми-ша, сынок, пора, спать надо. А то Бог теплых снов не пошлет!
Из-за этой дружбы и запало в Мишкину голову одно серьезное соображение. Хотя и странно, что при том ветре, который в ней гулял, не вымело это постороннее для коротеньких мальчишеских мыслей семечко.