И внезапно решившись, выдал:
— Флюр, давай с тобой поженимся? Не сейчас, а вырастем когда.
— Ну и дурак, — не раздумывая, брякнула Флюра и отвернулась. Не почувствовала она Мишкиной серьезности. Мишка опустил и голову, и плечи, но не онемел. Он такого ответа ожидал. Все-таки не первый год возился он с этой Флюркой и через нее немного знал девчонок. Сами только и делают, что играют в дочки-матери, а скажи им об этом — сразу дураком будешь.
— Да ну тебя, — не поднимая головы, заговорил опять Мишка, — ты послушай сначала. Я же говорю: когда вы-рас-тем. Это чтобы у нас железно было. Это ведь только договор такой. Вот моя мама… — и он бестолково, но понятно все-таки для маленького Флюриного сердца рассказал все. Ведь и у нее в доме — отца на сегодняшний день не было. Пропадал где-то. А Мишка, что ж, он ей нравился. Он никогда не стрелял из рогатки по воробьям, не таскал кошку за хвост, а однажды даже сумел починить любимую ее Розу, у которой оторвалась гуттаперчевая голова.
Милые форштадтские улочки, заросшие сизыми вениками, полынью и муравой, дома, через один, с поредевшими, как выбитые зубы, заборами, с окнами, в забитых пылью трещинах, зовущими мужиков с умными, мастеровыми руками. Вдовьи дома! Детям они, конечно, не виделись такими. Но беда матерей, лишившихся мужчин то ли на войне, то ли из-за нее, — вздохами, случайными жалобами, песнями в редком застолье, доставала и их.
Флюра уже видела, как приведет в дом большого и доброго Мишку, как починит он страшную лестницу в подпол и прогонит за порог пьяного и злого дядю Марселя.
— Ну, давай, — вздохнув, сказала она. — Только когда вырастем, а то сейчас, — она вздохнула, — сейчас мама не разрешит.
Слов у Мишки больше не было никаких. Он и думал-то без слов, как скрепить этот договор?
— Ну… давай пять.
И они серьезно тряхнули друг другу руки, как делают после большой ссоры.
— Я тебя ловлю-у! — закричал окрыленный Мишка, и они затеяли игру, которой дети научились наверное у щенят.
— Флюр, иди сюда, — позвал вдруг Мишка. Он стоял под сломленным грозой осокорем и что-то разглядывал меж его корней. Он выпрямился и округленными глазами глянул на Флюру.
— Смотри, это… это…
На земле, аккуратно, словно на пороге дома, стояли невиданные какие-то резиновые боты бордового цвета.
— Это калоши счастья, — объявил Мишка и закусил палец.
— Ну да, счастья, — неуверенно возразила Флюра. — Смотри, драные какие внутри.
— Да ты не знаешь, не знаешь! — замахал руками Мишка. — Их ведь сколько людей перенадевало, и каждому они желание исполняли… Я сказку про них читал.