— Значит, ты как моряк живешь? — спросила я.
— Ну это образно говоря, — с достоинством объяснил Алеша, немного смущенный моим непониманием.
Я почитала еще минут десять и возвратила ему тетрадку.
— Ну как? — сухо спросил он, терпеливо ожидая восторгов, с ничем иным он, по-моему, еще не сталкивался.
— Хвалят тебя? — поинтересовалась я.
— В общем, да, — с тем же достоинством сказал он.
— Тебе сколько лет?
— Четырнадцать.
— Бросай писать, парень. Если жизнь себе не хочешь испортить. У графоманов жизнь тяжелая. Им веселиться некогда. Вся жизнь уходит на то, чтобы рассылать свои опусы по журналам и на борьбу с редакторами. Иногда они, правда, в этой борьбе побеждают, но им этого мало — воодушевленные победой, они удесятеряют свой пыл — а дальше сплошные разочарования. Ты себе хочешь такую жизнь?
Алеша засопел.
— Ну вот и правильно, — одобрила я его пессимистическое настроение, — бросай это дело и занимайся футболом, музыкой. Рок любишь? Хэви мэтл? Скорпионс? И вообще не расстраивайся, литература приходит в упадок, а музыка — это то, что спасет мир. Все дело в многообразии ассоциаций. Ну так любишь рок?
— Нет, — едва не плача, выдавил мальчик, — я люблю классическую музыку.
— Та-та-та-та-та-та-та-та… — изобразила я жалкое подобие 40 симфонии Моцарта.
— Моцарт, — гордо определил Алеша.
— Классическая — это, конечно, хорошо, но все же в твоем возрасте нужно и рок слушать.
Лиза стояла в коридоре бледная, с прижатыми к груди руками, ни дать, ни взять — мамаша, ждущая сына с приемных экзаменов в институт.
— Ну как? — тревожно спросила она.
— Все в порядке, — я пожала плечами.
Лиза кинулась в комнату и через пять минут выскочила оттуда:
— Как ты могла? Как ты могла так обойтись с ребенком? Да ты знаешь — что ты в нем убила? Веру в светлое! Ты не его стихи оскорбила, а все то, что в нем есть чистого! Стихи он, может быть, потом и бросил бы писать, но зато бы приобщился к богатству художественного слова.
— Ну полно, — сказала я, — не надо в мальчике культивировать веру в то, что он самородок.
Я шла по вечернему городу, ругая на чем свет стоит свой приход к Лизе. Может быть, я и могла бы покривить душой в какой-нибудь другой ситуации, но тут… Мальчишку надо было одернуть — это будет лучше и для него, и для редакторов. «Редактора, редактора, — думала я, — не знаете вы, кому надо приносить букеты цветов за то, что вас избавили от очередного графомана». Мальчишка займется каким-нибудь общественно полезным делом, и все будет замечательно. В общем, я была довольна своей принципиальностью, жаль было только бедную Лизу, что она так расстроилась. Ну да ничего, она найдет себе какое-нибудь другое юное дарование.