— Да, — сказал Кемп, — это-то очень просто и в наше время известно всякому школьнику.
— А вот и еще факт, также известный всякому школьнику. Если кусок стекла растолочь, Кемп, превратит его в порошок, он становится гораздо более заметным в воздухе, — он становятся непрозрачным, белым порошком. Происходит это потому, что толчение умножает поверхности стекла, производящие отражение и преломление. У куска стекла только две поверхности; в порошке свет отражается и преломляется каждою крупинкой, через которую проходит, и сквозь порошок его проходит очень мало. Но если белое толченое стекло положить в воду, оно сразу исчезнет. Толченое стекло и вода имеют приблизительно одинаковый коэффициент преломления, то есть, переходя от одного к другому, свет преломляется и отражается очень мало. Положив стекло к какую-нибудь жидкость с почти одинаковым с ним коэффициентом преломления, вы делаете его невидимым: всякая прозрачная вещь становится невидимой, если ее поместить в среду с одинаковым с ней коэффициентом преломления. Достаточно подумать самую малость, чтобы убедиться, что стекло возможно сделать невидимым в воздухе, если устроить так, чтобы его коэффициент преломлении равнялся коэффициенту воздуха, потому что тогда, переходя от стекла к воздуху, свет не будет ни отражаться, ни преломляться вовсе.
— Да, да, сказал Кемп. Но ведь человек — не то, что толченое стекло.
— Нет, — сказал Гриффин, — он прозрачнее.
— Вздор!
— И это говорит доктор! Как все забывается, Боже мой! Неужели в эти десять лет мы успели совсем забыть физику? Подумайте только, сколько вещей прозрачных кажутся нам непрозрачными! Бумага, например, состоит из прозрачных волоконц, и она бела и непроницаема только потому же, почему бел и непроницаем стеклянный порошок. Намаслите белую бумагу, наполните маслом промежутки между волоконцами, так, чтобы преломление и отражение происходило только на поверхностях, — и бумага станет прозрачной как стекло, и не только бумага, а волокна ваты, волокна полотна, волокна шерсти, волокна дерева и кости, Кемп, мясо, Кемп, волосы, Кемп ногти и нервы Кемп. Словом весь состав человека, кроме красного вещества в его крови и темного пигмента волос, все состоит из прозрачной, бесцветной ткани; вот как немногое делает нас видимыми друг другу! По большей части, фибры живого человека не менее прозрачны, чем вода.
— Конечно, конечно! — воскликнул Кемп. — Я только вчера вечером думал о морских личинках и медузах.
— Теперь вы меня поняли! Вы поняли все, что я узнал, и что было у меня на уме через год после моего отъезда из Лондона, — шесть лет назад. Но я держал язык за зубами. Работать мне приходилось при страшно неблагоприятных условиях. Гоббема, мой профессор, был научный шалопай, вор чужих идей, и он постоянно за мной подглядывал. А ведь вам известны мошеннические нравы ученого мира! Но я ни за что не хотеть разглашать смою находку и делиться с ним ее честью. Не хотел, да и только. Я продолжал работать и все более приближался к обращению формулы в опыт, в действительность, не говоря никому ни слова: мне хотелось сразу ослепить весь мир своей работой и прославиться сразу. Я занялся вопросом о пигментах, чтобы пополнять некоторые пробелы, и вдруг, — нечаянно, совершенно случайно, — сделал открытие в физиологии…